Факты и мифы о Бастере Китоне
Миф:
Второе имя Бастера Китона — Фрэнсис.
Нет. На самом деле — Фрэнк (Джозеф Фрэнк Китон). Он был назван в честь родственника.
Миф:
Бастер Китон работал у Мака Сеннета.
Этот миф создал сам Сеннет, у которого начинали свою карьеру Чарли Чаплин, Роско «Фэтти» Арбакл и Гарольд Ллойд. В своей автобиографии Сеннет Упомянул Китона в качестве одного из своих открытий. Действуя из самых лучших побуждений, составители энциклопедий подхватили этот миф. Таким образом он появился в некоторых других уважаемых изданиях. И теперь его не так легко опровергнуть.
Миф:
Бастер Китон получил свое прозвище «Бастер» от Гарри Гудини.
На самом деле неизвестно, кто дал Бастеру такое имя. Это действительно мог быть Гарри Гудини, но возможно и нет. Сами обстоятельства относительно ясные. Когда маленькому Джо Китону-младшему было 6 месяцев, он упал в лестничный пролет. Согласно нескольким версиям, он засмеялся, когда приземлился. По другим — немножко поплакал, но остался практически невредим. Один из друзей семейства Китонов видел это падение и сказал что-то вроде: «Вот это ваш малыш грохнулся!» (That’s quite a buster your kid took!), и прозвище Бастер прижилось. Некоторые вариации этой истории повторяли уже в ранние водевильные годы. В одной из газетных статей от 20 июля 1901 года об этом пишут так: «Бастер получил свое имя от членов труппы, вместе с которой гастролировали его родители. Прозвище прилипло к нему, и он считает это имя замечательным и подходящим для работы в водевиле». К тому времени Гудини был величайшей звездой водевиля, и если он был причастен, то почему его имя не упомянуто?
Другие источники называют определенных водевильных артистов (не Гудини), которые, предположительно, дали Бастеру его прозвище. Даже акушерка, принимавшая роды у матери Бастера 4 октября 1895 года в Пиквэй, Канзас, утверждает, что дала ему прозвище в день, когда он родился! У управляющих музеем Гудини в Висконсине нет никаких данных, подтверждающих, что именно Гудини был тем, от кого Бастер получил имя. Однако, и при этом они не знают ничего, что опровергало бы это. У них есть почти полные данные о карьере Гудини за исключением тех лет, когда произошло интересующее нас событие. Безусловно, Китоны дружили с Гудини и участвовали вместе в «Медицинском шоу» незадолго до того, как Гудини стал всемирно известным иллюзионистом. Из сохранившихся писем и документов также ясно, что они оставались друзьями и позднее, так что Гудини, очевидно, не возражал против приписывания ему заслуги в появлении прозвища Бастера — независимо от того, как это было на самом деле.
Миф:
Бастер никогда не смеялся и не улыбался ни на сцене, ни на экране.
Это легко опровергнуть. В детские годы, выступая на сцене, Бастер не был «каменным лицом», во всяком случае, не всегда. Уже 5 ноября 1904 Эрл Ремингтон, участник водевильного номера «Хайнс и Ремингтон», написал для еженедельной рекламы семейного шоу в «The New York Dramatic Mirror» следующий стишок про девятилетнего Бастера:
Браво, Бастер! Шустрый малый,
Без сомненья разудалый.
Может сразу наповал
Он сражать c улыбкой зал.
Китон смеялся или улыбался почти при каждом из своих первых появлений на экране вместе со своим другом и наставником Роско «Фэтти» Арбаклом. Особенно оживленным он был в фильмах «Кони-Айленд», «Доброй ночи, сестричка!», «Неустроенный дом» и недавно открытом заново «О, доктор!». Широкую улыбку Китона можно увидеть в финале французского фильма 1934 года «Король Елисейских Полей» и еще одну — в фильме 1944 года «Сан-Диего, я люблю тебя».
Главная проблема с этим, заслуживающим особого внимания, мифом состоит в том, как он повлиял на восприятие Китона некоторыми его биографами — глядя на этот неулыбчивый сценический образ, они решили, что Китон, должно быть, был несчастным человеком, грустным клоуном. Отсюда же появилось и представление о том, что в детстве с Бастером жестоко обращались.
Ни один из этих биографов не принял во внимание то, что сам Китон говорил о своей невозмутимости: «Одна из первых вещей, которые я подметил, заключалась в том, что стоило мне улыбнуться или позволить публике заподозрить мое веселье, как она смеялась меньше обычного. Уверен, люди вовсе не ждут, что человеку-швабре, тряпке, мешку с бобами или футбольному мячу должно нравиться то, что с ним делают. Как бы там ни было, предполагалось, что я должен выглядеть несчастным, униженным, затравленным, замученным и на грани помешательства». «Великое Каменное Лицо» — это сценическое изобретение, ни больше, ни меньше. Оно работало на Бастера, и Бастер продолжал работать с ним. Китон усиленно поддерживал этот публичный образ — на сцене, перед камерами, даже когда давал интервью или когда его фотографировали друзья. Поэтому, когда биографы Том Дардис или Мэрион Мид говорят (как они часто это делают), что Бастер был несчастлив в определенные моменты жизни, поскольку он выглядел таким на фото, они пытаются использовать сценический образ для обоснования своего взгляда на его личную жизнь. Не сработает. По крайней мере, не с Китоном.
Люди, которые знали Бастера лучше, утверждают, что он часто смеялся и улыбался. Бартин Бёркетт, партнерша Бастера в фильме «Тайный знак» (1920), говорила в интервью Кевину Браунлоу: «Во время съемок очередного дубля ему могло прийти в голову что-нибудь забавное, он мог испортить дубль, и нам приходилось делать все заново. Но знаете, он был таким смешливым, ему было трудно оставаться серьезным». Элинор Китон, вдова Бастера, также вспоминала о моментах на сцене или во время съемок телепередачи, когда у Бастера что-то вызывало смех. Он всегда отворачивался от камеры или смотрел вглубь сцены, чтобы публика не увидела его улыбку, и его образ не был нарушен.
Самая большая загвоздка с этим особым мифом в том, что Бастер сам создал и увековечил его. В десятках интервью, а также в автобиографии, Бастер утверждал, что никогда не улыбался, выступая. «Когда я появлялся на сцене или перед камерой, я не мог улыбаться. И по-прежнему не могу», — сказал он однажды. Это просто неправда. Не улыбаться — выбор самого Бастера, и это совсем другое дело.
Миф:
Второе имя Бастера Китона — Фрэнсис.
Нет. На самом деле — Фрэнк (Джозеф Фрэнк Китон). Он был назван в честь родственника.
Миф:
Бастер Китон работал у Мака Сеннета.
Этот миф создал сам Сеннет, у которого начинали свою карьеру Чарли Чаплин, Роско «Фэтти» Арбакл и Гарольд Ллойд. В своей автобиографии Сеннет Упомянул Китона в качестве одного из своих открытий. Действуя из самых лучших побуждений, составители энциклопедий подхватили этот миф. Таким образом он появился в некоторых других уважаемых изданиях. И теперь его не так легко опровергнуть.
Миф:
Бастер Китон получил свое прозвище «Бастер» от Гарри Гудини.
На самом деле неизвестно, кто дал Бастеру такое имя. Это действительно мог быть Гарри Гудини, но возможно и нет. Сами обстоятельства относительно ясные. Когда маленькому Джо Китону-младшему было 6 месяцев, он упал в лестничный пролет. Согласно нескольким версиям, он засмеялся, когда приземлился. По другим — немножко поплакал, но остался практически невредим. Один из друзей семейства Китонов видел это падение и сказал что-то вроде: «Вот это ваш малыш грохнулся!» (That’s quite a buster your kid took!), и прозвище Бастер прижилось. Некоторые вариации этой истории повторяли уже в ранние водевильные годы. В одной из газетных статей от 20 июля 1901 года об этом пишут так: «Бастер получил свое имя от членов труппы, вместе с которой гастролировали его родители. Прозвище прилипло к нему, и он считает это имя замечательным и подходящим для работы в водевиле». К тому времени Гудини был величайшей звездой водевиля, и если он был причастен, то почему его имя не упомянуто?
Другие источники называют определенных водевильных артистов (не Гудини), которые, предположительно, дали Бастеру его прозвище. Даже акушерка, принимавшая роды у матери Бастера 4 октября 1895 года в Пиквэй, Канзас, утверждает, что дала ему прозвище в день, когда он родился! У управляющих музеем Гудини в Висконсине нет никаких данных, подтверждающих, что именно Гудини был тем, от кого Бастер получил имя. Однако, и при этом они не знают ничего, что опровергало бы это. У них есть почти полные данные о карьере Гудини за исключением тех лет, когда произошло интересующее нас событие. Безусловно, Китоны дружили с Гудини и участвовали вместе в «Медицинском шоу» незадолго до того, как Гудини стал всемирно известным иллюзионистом. Из сохранившихся писем и документов также ясно, что они оставались друзьями и позднее, так что Гудини, очевидно, не возражал против приписывания ему заслуги в появлении прозвища Бастера — независимо от того, как это было на самом деле.
Миф:
Бастер никогда не смеялся и не улыбался ни на сцене, ни на экране.
Это легко опровергнуть. В детские годы, выступая на сцене, Бастер не был «каменным лицом», во всяком случае, не всегда. Уже 5 ноября 1904 Эрл Ремингтон, участник водевильного номера «Хайнс и Ремингтон», написал для еженедельной рекламы семейного шоу в «The New York Dramatic Mirror» следующий стишок про девятилетнего Бастера:
Браво, Бастер! Шустрый малый,
Без сомненья разудалый.
Может сразу наповал
Он сражать c улыбкой зал.
Китон смеялся или улыбался почти при каждом из своих первых появлений на экране вместе со своим другом и наставником Роско «Фэтти» Арбаклом. Особенно оживленным он был в фильмах «Кони-Айленд», «Доброй ночи, сестричка!», «Неустроенный дом» и недавно открытом заново «О, доктор!». Широкую улыбку Китона можно увидеть в финале французского фильма 1934 года «Король Елисейских Полей» и еще одну — в фильме 1944 года «Сан-Диего, я люблю тебя».
Главная проблема с этим, заслуживающим особого внимания, мифом состоит в том, как он повлиял на восприятие Китона некоторыми его биографами — глядя на этот неулыбчивый сценический образ, они решили, что Китон, должно быть, был несчастным человеком, грустным клоуном. Отсюда же появилось и представление о том, что в детстве с Бастером жестоко обращались.
Ни один из этих биографов не принял во внимание то, что сам Китон говорил о своей невозмутимости: «Одна из первых вещей, которые я подметил, заключалась в том, что стоило мне улыбнуться или позволить публике заподозрить мое веселье, как она смеялась меньше обычного. Уверен, люди вовсе не ждут, что человеку-швабре, тряпке, мешку с бобами или футбольному мячу должно нравиться то, что с ним делают. Как бы там ни было, предполагалось, что я должен выглядеть несчастным, униженным, затравленным, замученным и на грани помешательства». «Великое Каменное Лицо» — это сценическое изобретение, ни больше, ни меньше. Оно работало на Бастера, и Бастер продолжал работать с ним. Китон усиленно поддерживал этот публичный образ — на сцене, перед камерами, даже когда давал интервью или когда его фотографировали друзья. Поэтому, когда биографы Том Дардис или Мэрион Мид говорят (как они часто это делают), что Бастер был несчастлив в определенные моменты жизни, поскольку он выглядел таким на фото, они пытаются использовать сценический образ для обоснования своего взгляда на его личную жизнь. Не сработает. По крайней мере, не с Китоном.
Люди, которые знали Бастера лучше, утверждают, что он часто смеялся и улыбался. Бартин Бёркетт, партнерша Бастера в фильме «Тайный знак» (1920), говорила в интервью Кевину Браунлоу: «Во время съемок очередного дубля ему могло прийти в голову что-нибудь забавное, он мог испортить дубль, и нам приходилось делать все заново. Но знаете, он был таким смешливым, ему было трудно оставаться серьезным». Элинор Китон, вдова Бастера, также вспоминала о моментах на сцене или во время съемок телепередачи, когда у Бастера что-то вызывало смех. Он всегда отворачивался от камеры или смотрел вглубь сцены, чтобы публика не увидела его улыбку, и его образ не был нарушен.
Самая большая загвоздка с этим особым мифом в том, что Бастер сам создал и увековечил его. В десятках интервью, а также в автобиографии, Бастер утверждал, что никогда не улыбался, выступая. «Когда я появлялся на сцене или перед камерой, я не мог улыбаться. И по-прежнему не могу», — сказал он однажды. Это просто неправда. Не улыбаться — выбор самого Бастера, и это совсем другое дело.
Миф:
В детстве Бастер Китон был жертвой дурного обращения со стороны своего отца, Джо Китона.
Миф о жестоком обращении с ребенком — один из самых стойких и пагубных мифов о Бастере Китоне. Несомненно, семейное шоу Китонов было грубым, его часто называли «самым грубым шоу в водевиле», а Бастера прозвали «Человеком-Шваброй». Так что же нам говорят факты, и какой вывод мы можем сделать?
Начнем с семейного шоу. Конечно, оно было грубым. Отец швырял Бастера по всей сцене. Но разве это неопровержимо доказывает, что Бастер был жертвой жестокого обращения? Вовсе нет. Маленькие артисты есть и сейчас. В частности, маленький мальчик из Cirque du Soleil, выступающий с акробатическими номерами, которые выглядят опасными. Эти дети иногда могут пораниться? Вероятно. Но дети также могут пораниться, катаясь на велосипеде, играя во дворе, прыгая по кровати и качаясь на качелях. Разве мы обвиняем их родителей в жестокости?
Просмотрев сотни обзоров и газетных объявлений, прочитав десятки интервью с Китоном и друзьями семьи, я нашла лишь два упоминания о несчастных случаях, произошедших на сцене. Китоны выступали как минимум два раза в день более семнадцати лет. Допустим, они отдыхали три летних месяца (иногда они этого не делали), и работали только пять дней в неделю (а этого они никогда не делали). Выходит по меньшей мере около десяти тысяч выступлений. Два несчастных случая из десяти тысяч дают нам 0,02 процента травматизма. Неплохо.
Некоторые биографы упоминали, что отец Китона несколько раз привлекался к ответственности за использование детского труда. Психолог Элис Миллер, увековечившая миф о жестоком обращении, говорит: «Когда ему было лишь три года, Бастер начал появляться на сцене вместе со своими родителями, водевильными артистами, и помог им получить известность, выполняя рискованные трюки, не моргнув и глазом. Публика визжала от восторга, и когда власти уже готовы были вмешаться, чтобы не допустить увечий ребенка, семья уже выступала в другом городе».
В своем обвинительном акте Миллер не только перепутала спектакль с реальностью, но и не учла следующую важную информацию: Общество Герри (общество по предотвращению жестокости к детям) ни разу не обнаружило никаких свидетельств плохого обращения. Ни сломанных костей, ни даже синяков. Если бы они были, Китонов изгнали бы со сцены. И хотя Джо Китона несколько раз арестовывали за то, что он позволял своему малолетнему сыну работать, после того как должностные лица осмотрели раздетого Бастера, Китонов отпустили, всего лишь оштрафовав за использование детского труда, а это совсем не то же самое, что жестокое обращение.
«Раз в две недели нас арестовывали — то есть моего старика», — вспоминал Бастер. «Однажды меня привели в офис мэра Нью-Йорка. В присутствии докторов меня раздели, чтобы проверить, есть ли у меня сломанные кости и кровоподтеки. Не найдя ничего, мэр дал мне разрешение на работу. В следующий раз, через год, меня отправили в Олбани, к губернатору штата».Друг по водевильной сцене, Уилл Роулз по прозвищу «Mush», подтвердил версию Бастера: «И тогда Бастеру пришлось сходить к начальнику полиции, снять рубашку и штаны и показать, что у него нет никаких ушибов и сломанных ног». Некоторые авторы пошли еще дальше, утверждая, что Джо грубо обходился с Бастером вне сцены, начиная с раннего детства. Когда Бастер еще не присоединился к семейному шоу, Джо и Майра Китон пытались зарабатывать на жизнь на задворках шоу-бизнеса. Вскоре после того, как Бастер стал появляться с ними на сцене, они добились успеха, а потом и большого успеха. Джо Китон был неглупым человеком. Даже если предположить, что он ревновал к таланту своего сынишки, благополучие семьи зависело от способности Бастера выступать. Он ни за что не стал бы рисковать семейным заработком или своей репутацией в маленьком мирке водевиля, причиняя вред звезде и кормильцу семьи.
К тому времени, когда Бастер достиг юношеского возраста, ситуация изменилась. Из-за пристрастия к алкоголю Джо утратил точность на сцене; он стал неуравновешенным.
К тому времени, когда Бастер достиг юношеского возраста, ситуация изменилась. Из-за пристрастия к алкоголю Джо утратил точность на сцене; он стал неуравновешенным. Бастер признает, что семейное шоу распалось в 1917 году из-за угрожающего поведения Джо, который стал подвержен срывам.
Те же самые авторы предполагают, что слова Бастера о его любви к отцу и семейному шоу являются примером репрессии (психологический защитный механизм, вытесняющий неприятные мысли в подсознание). Китон никогда не стеснялся обсуждать неприятные стороны своей жизни — свой алкоголизм, проблемы в браке, неприязнь к «МГМ». Почему же мы не можем согласиться с его словами о любви к семье? Из-за его «каменного лица»? Или потому, что искусственно культивируемый миф о грустном клоуне прочно укоренился в нашем сознании? Или потому, что мы переносим наши сегодняшние эмоции на чувства, которые было принято выражать в 1900-е годы?
Или это из-за того, что мы охотно верим сплетням? Нам рисуют такую милую картинку: бедный обиженный ребенок, лишенный любви и нормального детства, перестает улыбаться, но превращает свою душевную боль в смех, принося радость миллионам людей. Похоже на плохое кино, правда? Кстати, такое плохое кино уже есть, оно называется «История Бастера Китона».
Миф:
На протяжении всей жизни Бастер Китон был алкоголиком.
В двадцатые годы Китон, как и многие другие люди во времена «сухого закона», частенько любил выпить за компанию. Когда его жизнь пошла кувырком в конце двадцатых — начале тридцатых годов, он использовал выпивку для бегства от своих проблем. Его пристрастие к спиртному было действительно серьезным. Он страдал белой горячкой, которая развивается после прекращения употребления алкоголя. В конце концов, Китона отправили в санаторий для лечения от алкоголизма. В течение нескольких лет Китон пил почти непрерывно. Кроме того, у его отца были серьезные проблемы с алкоголем, из-за которых Бастер покинул семейное шоу. Предрасположенность к алкоголизму считают наследственной чертой.
После нескольких лет борьбы Китон полностью прекратил пить в 1935 году, и впоследствии почти не имел проблем с алкоголем. До конца жизни Китон обычно позволял себе бокал пива по вечерам, без тяжелых последствий. Я беседовала со многими людьми, которые хорошо его знали, некоторые из них проводили с ним месяцы на гастролях во время различных сценических постановок. И все они соглашаются, что не видели доказательств проблем с алкоголем.
Для настоящего алкоголика, согласно мнению большинства специалистов, питье всегда сопряжено с трудностями. Алкоголик должен либо воздержаться от спиртного, либо терпеть последствия. Эксперты также соглашаются, однако, что у некоторых людей бывают случаи тяжелого пьянства, вызванного внешними обстоятельствами, но это не делает их алкоголиками. Китон, очевидно, попадал в эту категорию. Он много пил лишь в течение нескольких лет — вероятно, с 1930–31 до 1935 года. С тех пор он мог держать себя в руках, со случайными исключениями, мало отличаясь от других людей, которые выпивают время от времени.
В детстве Бастер Китон был жертвой дурного обращения со стороны своего отца, Джо Китона.
Миф о жестоком обращении с ребенком — один из самых стойких и пагубных мифов о Бастере Китоне. Несомненно, семейное шоу Китонов было грубым, его часто называли «самым грубым шоу в водевиле», а Бастера прозвали «Человеком-Шваброй». Так что же нам говорят факты, и какой вывод мы можем сделать?
Начнем с семейного шоу. Конечно, оно было грубым. Отец швырял Бастера по всей сцене. Но разве это неопровержимо доказывает, что Бастер был жертвой жестокого обращения? Вовсе нет. Маленькие артисты есть и сейчас. В частности, маленький мальчик из Cirque du Soleil, выступающий с акробатическими номерами, которые выглядят опасными. Эти дети иногда могут пораниться? Вероятно. Но дети также могут пораниться, катаясь на велосипеде, играя во дворе, прыгая по кровати и качаясь на качелях. Разве мы обвиняем их родителей в жестокости?
Просмотрев сотни обзоров и газетных объявлений, прочитав десятки интервью с Китоном и друзьями семьи, я нашла лишь два упоминания о несчастных случаях, произошедших на сцене. Китоны выступали как минимум два раза в день более семнадцати лет. Допустим, они отдыхали три летних месяца (иногда они этого не делали), и работали только пять дней в неделю (а этого они никогда не делали). Выходит по меньшей мере около десяти тысяч выступлений. Два несчастных случая из десяти тысяч дают нам 0,02 процента травматизма. Неплохо.
Некоторые биографы упоминали, что отец Китона несколько раз привлекался к ответственности за использование детского труда. Психолог Элис Миллер, увековечившая миф о жестоком обращении, говорит: «Когда ему было лишь три года, Бастер начал появляться на сцене вместе со своими родителями, водевильными артистами, и помог им получить известность, выполняя рискованные трюки, не моргнув и глазом. Публика визжала от восторга, и когда власти уже готовы были вмешаться, чтобы не допустить увечий ребенка, семья уже выступала в другом городе».
В своем обвинительном акте Миллер не только перепутала спектакль с реальностью, но и не учла следующую важную информацию: Общество Герри (общество по предотвращению жестокости к детям) ни разу не обнаружило никаких свидетельств плохого обращения. Ни сломанных костей, ни даже синяков. Если бы они были, Китонов изгнали бы со сцены. И хотя Джо Китона несколько раз арестовывали за то, что он позволял своему малолетнему сыну работать, после того как должностные лица осмотрели раздетого Бастера, Китонов отпустили, всего лишь оштрафовав за использование детского труда, а это совсем не то же самое, что жестокое обращение.
«Раз в две недели нас арестовывали — то есть моего старика», — вспоминал Бастер. «Однажды меня привели в офис мэра Нью-Йорка. В присутствии докторов меня раздели, чтобы проверить, есть ли у меня сломанные кости и кровоподтеки. Не найдя ничего, мэр дал мне разрешение на работу. В следующий раз, через год, меня отправили в Олбани, к губернатору штата».Друг по водевильной сцене, Уилл Роулз по прозвищу «Mush», подтвердил версию Бастера: «И тогда Бастеру пришлось сходить к начальнику полиции, снять рубашку и штаны и показать, что у него нет никаких ушибов и сломанных ног». Некоторые авторы пошли еще дальше, утверждая, что Джо грубо обходился с Бастером вне сцены, начиная с раннего детства. Когда Бастер еще не присоединился к семейному шоу, Джо и Майра Китон пытались зарабатывать на жизнь на задворках шоу-бизнеса. Вскоре после того, как Бастер стал появляться с ними на сцене, они добились успеха, а потом и большого успеха. Джо Китон был неглупым человеком. Даже если предположить, что он ревновал к таланту своего сынишки, благополучие семьи зависело от способности Бастера выступать. Он ни за что не стал бы рисковать семейным заработком или своей репутацией в маленьком мирке водевиля, причиняя вред звезде и кормильцу семьи.
К тому времени, когда Бастер достиг юношеского возраста, ситуация изменилась. Из-за пристрастия к алкоголю Джо утратил точность на сцене; он стал неуравновешенным.
К тому времени, когда Бастер достиг юношеского возраста, ситуация изменилась. Из-за пристрастия к алкоголю Джо утратил точность на сцене; он стал неуравновешенным. Бастер признает, что семейное шоу распалось в 1917 году из-за угрожающего поведения Джо, который стал подвержен срывам.
Те же самые авторы предполагают, что слова Бастера о его любви к отцу и семейному шоу являются примером репрессии (психологический защитный механизм, вытесняющий неприятные мысли в подсознание). Китон никогда не стеснялся обсуждать неприятные стороны своей жизни — свой алкоголизм, проблемы в браке, неприязнь к «МГМ». Почему же мы не можем согласиться с его словами о любви к семье? Из-за его «каменного лица»? Или потому, что искусственно культивируемый миф о грустном клоуне прочно укоренился в нашем сознании? Или потому, что мы переносим наши сегодняшние эмоции на чувства, которые было принято выражать в 1900-е годы?
Или это из-за того, что мы охотно верим сплетням? Нам рисуют такую милую картинку: бедный обиженный ребенок, лишенный любви и нормального детства, перестает улыбаться, но превращает свою душевную боль в смех, принося радость миллионам людей. Похоже на плохое кино, правда? Кстати, такое плохое кино уже есть, оно называется «История Бастера Китона».
Миф:
На протяжении всей жизни Бастер Китон был алкоголиком.
В двадцатые годы Китон, как и многие другие люди во времена «сухого закона», частенько любил выпить за компанию. Когда его жизнь пошла кувырком в конце двадцатых — начале тридцатых годов, он использовал выпивку для бегства от своих проблем. Его пристрастие к спиртному было действительно серьезным. Он страдал белой горячкой, которая развивается после прекращения употребления алкоголя. В конце концов, Китона отправили в санаторий для лечения от алкоголизма. В течение нескольких лет Китон пил почти непрерывно. Кроме того, у его отца были серьезные проблемы с алкоголем, из-за которых Бастер покинул семейное шоу. Предрасположенность к алкоголизму считают наследственной чертой.
После нескольких лет борьбы Китон полностью прекратил пить в 1935 году, и впоследствии почти не имел проблем с алкоголем. До конца жизни Китон обычно позволял себе бокал пива по вечерам, без тяжелых последствий. Я беседовала со многими людьми, которые хорошо его знали, некоторые из них проводили с ним месяцы на гастролях во время различных сценических постановок. И все они соглашаются, что не видели доказательств проблем с алкоголем.
Для настоящего алкоголика, согласно мнению большинства специалистов, питье всегда сопряжено с трудностями. Алкоголик должен либо воздержаться от спиртного, либо терпеть последствия. Эксперты также соглашаются, однако, что у некоторых людей бывают случаи тяжелого пьянства, вызванного внешними обстоятельствами, но это не делает их алкоголиками. Китон, очевидно, попадал в эту категорию. Он много пил лишь в течение нескольких лет — вероятно, с 1930–31 до 1935 года. С тех пор он мог держать себя в руках, со случайными исключениями, мало отличаясь от других людей, которые выпивают время от времени.
Миф:
Бастер Китон был всего лишь одним из фарсовых комиков, которые швырялись кремовыми тортами (вроде «Кистоунских Копов»).
Еще в 1931 году, когда Китон появился вместе с «Кистоунскими Копами» в благотворительном фильме «The Stolen Jools» («Украденные драгоценности»), он позволил людям считать, что был лишь метателем тортов. Надо признать, что он пару раз бросал торты в ранних короткометражках Арбакла, включая свой дебют, «Помощник мясника», но метание тортов было самым незначительным из его талантов. Вероятно, потому что публика в это верила, Китон пользовался этой полуправдой. В 1939 году он бросил торт, случайно попавший прямо в Элис Фэй, в «Голливудской кавалькаде». В нескольких выступлениях на телевидении он также демонстрировал искусство метания торта. Этот грубоватый вид фарса, видимо, соответствовал ожиданиям зрителей, — именно этим, как они считали, Китон и занимался в давние дни немого кино. И он не собирался их разубеждать. Если публика хотела, чтобы он бросал торты, он их бросал. Работа есть работа.
Миф:
С возрастом Бастер Китон становился угрюмым и отстраненным.
Алан Шнайдер, режиссер «Фильма» Сэмюэля Беккета, вспоминал о встрече с Китоном в номере нью-йоркского отеля: «То и дело Сэм [Беккет] или я пытались сказать что-нибудь, чтобы вызвать интерес у Китона или хотя бы поддержать несуществующую беседу. Все было бесполезно. Китон отвечал односложно и снова возвращался к „Янкиз“. Или это были „Метс“?» Фотограф Ларри Бламсэк, фотографировавший Китона в Бостоне в 1961 году, вспоминал: «В той фотосессии была какая-то пугающая торжественность. Физически, он сидел передо мной. Он отвечал мне, когда я просил его что-нибудь сделать. По сей день, когда я смотрю на те фотографии, я задаюсь вопросом, в каких же далях витала его душа, пока я его фотографировал».
Таким видели Бастера Китона люди, едва знакомые с ним: отчужденным, безразличным и замкнутым. Есть две вещи, о которых не знали посторонние, но друзья и семья были осведомлены: Во-первых, Бастер Китон был ужасно, болезненно застенчив. Не считая тех случаев, когда он был с друзьями или в ситуациях, когда он чувствовал себя спокойно, застенчивость доставляла Китону немало проблем. Его третья жена, Элинор, была рядом с ним почти постоянно на протяжении двадцати шести лет их супружеской жизни; в ее присутствии Бастер чувствовал себя более непринужденно.
Во-вторых, Китон был почти глухим, особенно в старости. Обычно Элинор была неподалеку, чтобы удостовериться, что он понял то, что ему говорили. Но если ее не было рядом, ему приходилось справляться самому, и ему было неловко из-за того, что люди узнают о его проблеме со слухом. Вместо того чтобы признаться, что он что-то не расслышал, Китон часто пытался ответить на то, о чем, как ему казалось, его спрашивали. Если он ничего не мог расслышать, он часто замыкался в себе или расстраивался и раздражался — такая реакция типична для слабослышащих людей.
Миф:
С окончанием эпохи немого кино Китон утратил свой творческий потенциал.
В более поздние годы Китона обвиняли в том, что он использовал старые трюки, а не создавал что-то новое. Вместо того чтобы придумывать оригинальные гэги, он предпочитал пользоваться старыми. Слабое место этого мифа состоит в том, что Китон всегда повторял гэги. Подробный анализ его фильмов с Арбаклом, а также его собственных картин показывает, что один и тот же материал использовался не один раз. Например, знаменитый трюк из «Пароходного Билла-младшего», где фасад дома обрушивается на Бастера, но тому удается избежать смерти, вписавшись в открытое окно. Китон использовал этот гэг, а также его вариации, по меньшей мере, шесть раз: в одной из короткометражек Арбакла, в «Кузнеце», в «Одной неделе» и трижды в «Пароходном Билле-младшем». Еще одним излюбленным гэгом был гэг с загороженной частью вывески. Китон использовал его снова и снова. Ко многим другим своим гэгам он обращался много раз в течение всей жизни. Единственный способ ответить на вопрос, утратил ли он творческие способности в поздние годы, — посмотреть, что в его работах было новым и непохожим на то, что он делал раньше. Например, возьмем короткометражный фильм «Опера Большого шлема», снятый в 1936 г. для Educational Pictures. В нём он поет, танцует, жонглирует и демонстрирует новые изобретательные номера. Его французский фильм 1934 г. «Король Елисейских Полей» или комедия 1939г. «Чума с Запада» полны уникального комического материала. Когда Бастер работал гэгменом на «МГМ» в 1930-40-х годах, его часто звали, чтобы он нашел оригинальное решение, если возникали трудности со сценарием. Ни один из этих гэгов не похож на то, что он делал в кино ранее. Для своих ранних телевыступлений в «Шоу Эда Винна» или «О чем говорит город» (позже — «Шоу Эда Салливана») он подбирал совершенно новый материал, у которого не было никакой очевидной связи с тем, что он делал прежде. Что Китон действительно потерял, так это возможность самому руководить процессом создания фильмов. Трагедия для большинства из нас — неосуществленная мечта. Какие фильмы он снял бы, если бы ему позволили продолжить? Мы не знаем, потому что никто не позволил бы ему это сделать.
Бастер Китон был всего лишь одним из фарсовых комиков, которые швырялись кремовыми тортами (вроде «Кистоунских Копов»).
Еще в 1931 году, когда Китон появился вместе с «Кистоунскими Копами» в благотворительном фильме «The Stolen Jools» («Украденные драгоценности»), он позволил людям считать, что был лишь метателем тортов. Надо признать, что он пару раз бросал торты в ранних короткометражках Арбакла, включая свой дебют, «Помощник мясника», но метание тортов было самым незначительным из его талантов. Вероятно, потому что публика в это верила, Китон пользовался этой полуправдой. В 1939 году он бросил торт, случайно попавший прямо в Элис Фэй, в «Голливудской кавалькаде». В нескольких выступлениях на телевидении он также демонстрировал искусство метания торта. Этот грубоватый вид фарса, видимо, соответствовал ожиданиям зрителей, — именно этим, как они считали, Китон и занимался в давние дни немого кино. И он не собирался их разубеждать. Если публика хотела, чтобы он бросал торты, он их бросал. Работа есть работа.
Миф:
С возрастом Бастер Китон становился угрюмым и отстраненным.
Алан Шнайдер, режиссер «Фильма» Сэмюэля Беккета, вспоминал о встрече с Китоном в номере нью-йоркского отеля: «То и дело Сэм [Беккет] или я пытались сказать что-нибудь, чтобы вызвать интерес у Китона или хотя бы поддержать несуществующую беседу. Все было бесполезно. Китон отвечал односложно и снова возвращался к „Янкиз“. Или это были „Метс“?» Фотограф Ларри Бламсэк, фотографировавший Китона в Бостоне в 1961 году, вспоминал: «В той фотосессии была какая-то пугающая торжественность. Физически, он сидел передо мной. Он отвечал мне, когда я просил его что-нибудь сделать. По сей день, когда я смотрю на те фотографии, я задаюсь вопросом, в каких же далях витала его душа, пока я его фотографировал».
Таким видели Бастера Китона люди, едва знакомые с ним: отчужденным, безразличным и замкнутым. Есть две вещи, о которых не знали посторонние, но друзья и семья были осведомлены: Во-первых, Бастер Китон был ужасно, болезненно застенчив. Не считая тех случаев, когда он был с друзьями или в ситуациях, когда он чувствовал себя спокойно, застенчивость доставляла Китону немало проблем. Его третья жена, Элинор, была рядом с ним почти постоянно на протяжении двадцати шести лет их супружеской жизни; в ее присутствии Бастер чувствовал себя более непринужденно.
Во-вторых, Китон был почти глухим, особенно в старости. Обычно Элинор была неподалеку, чтобы удостовериться, что он понял то, что ему говорили. Но если ее не было рядом, ему приходилось справляться самому, и ему было неловко из-за того, что люди узнают о его проблеме со слухом. Вместо того чтобы признаться, что он что-то не расслышал, Китон часто пытался ответить на то, о чем, как ему казалось, его спрашивали. Если он ничего не мог расслышать, он часто замыкался в себе или расстраивался и раздражался — такая реакция типична для слабослышащих людей.
Миф:
С окончанием эпохи немого кино Китон утратил свой творческий потенциал.
В более поздние годы Китона обвиняли в том, что он использовал старые трюки, а не создавал что-то новое. Вместо того чтобы придумывать оригинальные гэги, он предпочитал пользоваться старыми. Слабое место этого мифа состоит в том, что Китон всегда повторял гэги. Подробный анализ его фильмов с Арбаклом, а также его собственных картин показывает, что один и тот же материал использовался не один раз. Например, знаменитый трюк из «Пароходного Билла-младшего», где фасад дома обрушивается на Бастера, но тому удается избежать смерти, вписавшись в открытое окно. Китон использовал этот гэг, а также его вариации, по меньшей мере, шесть раз: в одной из короткометражек Арбакла, в «Кузнеце», в «Одной неделе» и трижды в «Пароходном Билле-младшем». Еще одним излюбленным гэгом был гэг с загороженной частью вывески. Китон использовал его снова и снова. Ко многим другим своим гэгам он обращался много раз в течение всей жизни. Единственный способ ответить на вопрос, утратил ли он творческие способности в поздние годы, — посмотреть, что в его работах было новым и непохожим на то, что он делал раньше. Например, возьмем короткометражный фильм «Опера Большого шлема», снятый в 1936 г. для Educational Pictures. В нём он поет, танцует, жонглирует и демонстрирует новые изобретательные номера. Его французский фильм 1934 г. «Король Елисейских Полей» или комедия 1939г. «Чума с Запада» полны уникального комического материала. Когда Бастер работал гэгменом на «МГМ» в 1930-40-х годах, его часто звали, чтобы он нашел оригинальное решение, если возникали трудности со сценарием. Ни один из этих гэгов не похож на то, что он делал в кино ранее. Для своих ранних телевыступлений в «Шоу Эда Винна» или «О чем говорит город» (позже — «Шоу Эда Салливана») он подбирал совершенно новый материал, у которого не было никакой очевидной связи с тем, что он делал прежде. Что Китон действительно потерял, так это возможность самому руководить процессом создания фильмов. Трагедия для большинства из нас — неосуществленная мечта. Какие фильмы он снял бы, если бы ему позволили продолжить? Мы не знаем, потому что никто не позволил бы ему это сделать.
Миф:
Бастер Китон был грустным клоуном.
И снова эта милая картинка: маленький мальчик, никогда не улыбавшийся, с которым дурно обращался отец на сцене и вне сцены, — него была безрадостная жизнь, но он заставил миллионы людей смеяться. Но все, кто хорошо знал Бастера в детстве и в более поздние годы, говорят, что он был счастлив и доволен жизнью. Нельзя обойти вниманием тот факт, что у него был плохой период — очень плохой период — в начале тридцатых, когда он потерял работу, деньги, дом, семью и свою репутацию и затем начал пить запоем, что только добавило ему проблем. Он не был счастлив тогда. Несомненно, он был расстроен из-за потери творческой свободы, к которой привык. Но пять лет несчастий в жизни длиной в семьдесят лет — не так уж плохо в целом. Китон трезво относился к своей карьере. Он с детства знал, что в шоу-бизнесе бывают взлеты и падения, и не отчаивался, когда его карьера пошла вниз. В конце концов, он счастливо женился, постоянно работал, в конце жизни зарабатывал почти столько же, сколько в годы своего расцвета, и продолжал получать лестные отзывы поклонников. У него был скромный дом, он выращивал цыплят, возделывал сад и собирался с друзьями, чтобы играть в карты, рассказывать интересные истории, играть на гавайской гитаре и петь. Китон умел находить радость в простых вещах — ему было достаточно рыбачить, играть в бейсбол, мастерить разные хитроумные механизмы, устраивать барбекю, играть со своей собакой или соседскими детьми, находить клевер с четырьмя листиками. Похоже на довольно хорошую жизнь — такую, которую большинство из нас было бы радо иметь. Китон думал так же. Вот как он подвел итог своей жизни: «Из-за того, как я выглядел на сцене и на экране, публика всерьез решила, что в личной жизни я ощущал беспросветность и отсутствие любви. Ничто не может быть дальше от истины. Вглядываясь в прошлое, насколько хватает памяти, я считаю себя невероятно счастливым человеком». Нет причин не верить ему.
«И Истина, поверженная в прах, да вознесется снова». Уильям Каллен Брайант
Бастер Китон был грустным клоуном.
И снова эта милая картинка: маленький мальчик, никогда не улыбавшийся, с которым дурно обращался отец на сцене и вне сцены, — него была безрадостная жизнь, но он заставил миллионы людей смеяться. Но все, кто хорошо знал Бастера в детстве и в более поздние годы, говорят, что он был счастлив и доволен жизнью. Нельзя обойти вниманием тот факт, что у него был плохой период — очень плохой период — в начале тридцатых, когда он потерял работу, деньги, дом, семью и свою репутацию и затем начал пить запоем, что только добавило ему проблем. Он не был счастлив тогда. Несомненно, он был расстроен из-за потери творческой свободы, к которой привык. Но пять лет несчастий в жизни длиной в семьдесят лет — не так уж плохо в целом. Китон трезво относился к своей карьере. Он с детства знал, что в шоу-бизнесе бывают взлеты и падения, и не отчаивался, когда его карьера пошла вниз. В конце концов, он счастливо женился, постоянно работал, в конце жизни зарабатывал почти столько же, сколько в годы своего расцвета, и продолжал получать лестные отзывы поклонников. У него был скромный дом, он выращивал цыплят, возделывал сад и собирался с друзьями, чтобы играть в карты, рассказывать интересные истории, играть на гавайской гитаре и петь. Китон умел находить радость в простых вещах — ему было достаточно рыбачить, играть в бейсбол, мастерить разные хитроумные механизмы, устраивать барбекю, играть со своей собакой или соседскими детьми, находить клевер с четырьмя листиками. Похоже на довольно хорошую жизнь — такую, которую большинство из нас было бы радо иметь. Китон думал так же. Вот как он подвел итог своей жизни: «Из-за того, как я выглядел на сцене и на экране, публика всерьез решила, что в личной жизни я ощущал беспросветность и отсутствие любви. Ничто не может быть дальше от истины. Вглядываясь в прошлое, насколько хватает памяти, я считаю себя невероятно счастливым человеком». Нет причин не верить ему.
«И Истина, поверженная в прах, да вознесется снова». Уильям Каллен Брайант
Статья Патрисии Тобиас