«Бартин Бёркетт Зейн передала мне копию этой статьи в 1981 году. Написана она была в конце 70-х, когда Зейн вернулась в кинематограф через пятьдесят с лишним лет с момента выхода ее последнего фильма. Бартин всегда утверждала, что в шоу-бизнесе она оказалась только из-за необходимости поддерживать семью. Выйдя замуж за Ральфа Зейна в 1928-м, она перестала сниматься. После его смерти друзья воодушевили ее вернуться на экраны. Она продолжала работать на телевидении и в кино, уже отпраздновав свое восьмидесятилетие. В 1994-м Бартин умерла в возрасте 96 лет. Ее воспоминания о работе с Бастером Китоном были воспоминаниями об особой дружбе. Она очень любила его, и, судя по ее историям, это было взаимно. Бартин хранила прекрасный портрет Бастера, подписанный: «Бартин – навечно, Бастер». — Марк Юнгхайм.

Статья впервые была напечатана осенью 1996 г. в дополнении к «The Keaton Chronicle» – вестнике The Damfinos.

Когда в 1919-м году [1] меня выбрали ведущей актрисой в первом самостоятельном фильме Бастера Китона "Тайный знак", конечно, я была рада, но не считала это чем-то чрезвычайным. Хоть Бастера и знали как забавного юношу из комедий Роско «Фатти» Арбакла, ему было еще далеко до всемирной славы. Я к этому времени уже снималась в фильмах вместе с Мэри Пикфорд, Дугласом Фербенксом и другими знаменитостями, а также сыграла в нескольких легких комедиях (на Universal Studios), поэтому мне казалось, что сам Бастер должен быть рад, что меня уговорили играть вместе с ним. Молчите! Я знаю, что вы никогда не слышали обо мне – но кто не слышал о Бастере!

Первый раз я встретилась с Бастером, когда меня пригласил кастинг-директор студии и предложил пойти и разузнать о роли в фильме с «мистером Китоном». В те дни у нас не было агентов и, к счастью, директор по кастингу не получал десять процентов актерского гонорара; однако человеческий фактор играл роль и тогда. Если ты был знаком с хорошим кастинг-директором и нравился ему, тебе чаще давали работу и лучше платили.

В общем, насколько я помню, мы должны были встретиться примерно в 11:30, но мне пришлось немного подождать мистера Арбакла и Бастера. Первым делом Роско спросил: «Мы собираемся пообедать до собеседования, хочешь с нами?» Без колебаний я ответила: «С удовольствием». Как и сейчас, голливудские актрисы были известны как самые голодные женщины в мире.

Я помню, что обед прошел очень весело, а когда он закончился, мы вернулись на студию, и мистер Арбакл небрежно сказал: «Пока! Я уверен, ты будешь Бастеру отличной первой главной актрисой». Бастер ничего не сказал, но взял меня под руку и отвел к их офису на студии, пропустил внутрь, вошел следом, осторожно закрыл и запер за собой дверь. Я была озадачена и удивлена, но, как ни странно, совсем не встревожилась и не испугалась. Чем дальше я узнавала Бастера, тем больше понимала, что никто и никогда не смог бы его испугаться, даже на мгновение.

Он посмотрел на меня и спросил: «Ты любишь жонглирование?»
Я ответила: «Ага». Тогда он вытащил из ящика несколько шаров и устроил мне лучшее жонглерское представление, которое я видела в своей жизни.

Вскоре после этого мы с Бастером стали хорошими друзьями. Я жила со своей семьей в Голливуде, а студия располагалась в Калвер-Сити, примерно в десяти милях от дома. Бастер приходил ко мне по будням, и мы шли по Робертсон бульвар, которая сейчас стала очень оживленной улицей, но в то время (более шестидесяти лет назад) была маленькой немощеной деревенской улочкой.

Я очень хорошо помню эти прогулки, потому что во время каждой из них Бастер неизменно заставлял меня смеяться до колик. Уверена, я была одна из самых лучших его зрительниц, потому что все, что он делал или говорил, было для меня необычайно смешным.

Например, он разговаривал с каждым, кто шел нам навстречу, только никто из них никогда не знал, что с ним заговорят, потому что приветствие Бастера и последующая минутная болтовня всегда следовали буквально через секунду после того, как этот человек проходил мимо. У него было просто потрясающее чувство времени! Мы могли быть с головой погружены в разговор, но если кто-то направлялся в нашу сторону, на машине или пешком, он останавливался, торжественно кланялся и справлялся у этого человека о его здоровье. Где сегодня была его жена? Сколько детей сейчас учится в школе? Что случилось с тем, которого исключили? Все в таком духе, даже без повторений. Я смотрела на все это, буквально давясь от смеха.

Хочу ответить на вопрос, который задавали мне сотни раз: «Был ли Бастер таким же серьезным и невеселым, каким всегда выглядел в фильмах?» Нет! Тысячу раз нет! Я никогда не знала никого, кто смеялся бы больше, чем он. Более того, во время съемок он часто мог испортить дубль, расхохотавшись.

Мы с Бастером снялись вместе лишь в двух фильмах, между съемками было много промежутков, и в течение этих месяцев [2] он каждый четверг приходил ко мне по вечерам и брал меня на еженедельные танцы в отель «Голливуд», красивое замысловатое старое здание, стоявшее на углу Хайленд авеню и бульвара Голливуд (и считавшееся весьма элитным). Понятия не имею, зачем он это делал, ведь он был равнодушен к танцам, ровно как и ко мне! Он брал мою карточку (мы называли их «программками», такую держала в руках каждая юная леди, стараясь выглядеть беззаботно в ожидании, пока молодые люди не объявят о желании потанцевать с ней под соответствующим номером [3]) и, обходя всех мужчин, спрашивал: «Хочешь потанцевать с Бартин?» И если у кого-то хватало наглости показать незаинтересованность, говорил: «Ой, да брось, она неплохо танцует». Конечно, это меня до смерти смущало, но все мои возражения были тщетны – он напоминал, что у него нет времени валять дурака.

Его всегда ожидали в доме Виолы Даны. В то время она была королевой кинематографа. Уверена, они там немного выпивали, но Бастер появлялся вновь ровно в одиннадцать тридцать и объявлял, что мне пора домой, так как мои родители в недвусмысленных выражениях сообщили ему, что я должна быть дома не позже полуночи. Он никогда не опаздывал ни на минуту. Именно такие качества делали Бастера разительно непохожим на других.

У нас с Бастером никогда не было «интрижки». Я попросту не была в его вкусе, как и он был не в моем. Он никогда не ожидал и не просил поцелуя на прощание. Уверена, каждый знает, что люди театра и кино более открыты и общительны, но поверьте мне, в те дни мы не разгуливали повсюду, целуя всех и каждого, как это делается теперь. Даже несмотря на то, что двум молодым людям, которые любили друг друга (а мы, несомненно, любили) можно было немного «пообниматься» – это не выходило за рамки приличий – мы просто этого не делали!

Я надеюсь, у вас не создалось впечатления, что мое общение с Бастером было скучной рутиной. Ничто не может быть дальше от истины! В его присутствии невозможно было заскучать, потому что вокруг него всегда что-то происходило, и можно было не сомневаться, что он приложил к этому руку. Вот парочка примеров.

Однажды он позвонил мне и поинтересовался, не желаю ли я проехаться вместе с ним до станции Санта-Фе (кажется, в то время такая была только одна), чтобы встретить Роско, возвращавшегося из Нью-Йорка. Я согласилась, и мы отправились в путь. Там было еще несколько человек, и, поприветствовав их, мы уехали, но вскоре я поняла, что мы движемся вовсе не по направлению к Голливуду, так что спросила: «Куда ты едешь, Бастер?» «О, – ответил он, – к дому Роско, ему там устроили вечеринку, но тебе туда нельзя, поэтому тебе придется самой вернуться домой». Мои родители позаботились о том, чтобы Бастер уразумел, что я воспитана под тщательным надзором, можно сказать, в строгости. И уверена, он знал, что у меня не было никакого желания присутствовать на вечеринке Арбакла. Я в ужасе спросила: «Как же я туда доберусь?» (Это было задолго до того, как появились междугородные такси). «Как, поедешь на машине», – ответил он, удивленный тем, что я сама до этого не додумалась. «Но, Бастер, я же не умею водить! – воскликнула я. – Я ни разу в жизни не водила машину!» (Осмелюсь сказать, что в те дни женщин, умевших водить автомобиль, было очень и очень мало). «Ничего страшного, это легко, – спокойно сказал он. – Я тебя научу».

Вскоре мы остановились перед великолепной резиденцией мистера Арбакла на бульваре Вест-Адамс, Бастер вышел из машины, чиркнул спичкой и сказал: «Вот так переключаются скорости — вот вторая, вот третья. А это педаль тормоза». Он при свете спички на ходу показывал мне, как с ними управляться. «Все будет в порядке, завтра увидимся».

Благодаря своим фильмам я заработала некую репутацию «сорвиголовы», хотя на самом деле вовсе не была такой уж бесшабашной. Просто я не умела сказать «нет» никому и ничему, бросавшему мне вызов. И в этот раз, хотя я была до смерти напугана тем, что мне придется самой ночью вести машину, мне и в голову не пришло отказаться, воскликнув: «да никто в жизни этого не сделает!» Поэтому, пока Бастер там стоял, я сделала что-то, заставившее машину сдвинуться с места.

Хочу напомнить всем моим читателям, что дорожное движение, каким мы его знаем, тогда не существовало, и на протяжении десяти миль до моего дома в Голливуде мне встретилось лишь несколько автомобилей. Впрочем, мне казалось, что каждый из них несется прямо на меня! Я съезжала на обочину через каждый дюйм, и всю дорогу останавливалась, но, к счастью, у меня не заглох двигатель, который, конечно, пришлось бы заводить рукоятью, а я скорее предпочла бы разбиться, чем оказаться перед такой необходимостью.

Стоит ли говорить о том, как взбесились мои родители, когда, вновь обретя голос, я рассказала им, что произошло. «Он что, с ума сошел?! Господи, да о чем он только думал!» Я слегка загордилась, находясь в центре такого беспокойства и внимания, и сказала как ни в чем ни бывало: «Ну, я же доехала, не так ли?»

Я уверена, что Бастер не хотел подвергать меня опасности, и если бы я дала ему понять, что боюсь и не хочу ехать, он не стал бы меня в это впутывать. Но будучи родом из водевильной семьи, он с детства научился легко преодолевать препятствия, ничего не боялся и все умел делать сам, а в том юном возрасте, в каком я его знала, он еще не понял, что не все были такими одаренными, как он.

Всего через несколько недель после моего уникального урока вождения мы с Бастером были на одной из наших площадок под открытым небом, когда услышали звук пролетающего аэроплана. Это было всего лишь год спустя после окончания Первой Мировой войны, и самолет, пролетающий над Лос-Анджелесом, был такой редкостью, что каждый, кто его видел, останавливался, чем бы он ни занимался, и с трепетом провожал его взглядом, пока тот не исчезал из виду. Бастер и я сделали то же самое, и со своим обычным энтузиазмом по отношению ко всему новому и интригующему он сказал: «Вот это да! Ты хотела бы полетать на такой штуковине?» Кто-то мог подумать, что с моим недавним опытом я должна была бы быть осмотрительнее, но либо я была слишком молода и глупа, либо мне показалось слишком невероятным, чтобы Бастер сумел организовать нам полет на аэроплане. Поэтому я с жаром ответила: «Да, конечно!»

После этого мы несколько дней не работали, и я совсем забыла об этом случае, но не прошло и недели, как Бастер позвонил мне однажды утром: «У меня для тебя большой сюрприз, будь готова к двум часам». Я весело ответила «хорошо» и едва дождалась двух часов дня. Мы приехали к Уилшир бульвар и Фэйрфакс авеню. Тогда там не было никаких зданий, только открытое пространство, но на Нортвест корнер было нечто, что с натяжкой можно было назвать «аэропортом» (или его неудачной копией). Маленькая лачуга с краю и два-три крошечных одномоторных самолета неподалеку. Бастер остановился прямо перед лачугой, вышел из машины и сделал приглашающий жест: «На каком из этих самолетов ты хотела бы сегодня прокатиться?» Если я чего-то и хотела в тот момент, то уж точно не кататься на этих или любых других самолетах. Все, что я смогла сказать, было: «Ооооо, Бастер!» «Я знал, что ты обрадуешься!», – сказал он. Я подумала, что если я выгляжу обрадованной, значит, что я просто величайшая в мире актриса! В это время из лачуги вышел молодой человек, и Бастер представил его как своего старого друга, который служил в авиации во время войны. Теперь у него был свой собственный самолет, и, зная, что многие люди («как мы», – сказал Бастер) горят желанием полетать, он вместе с двумя или тремя другими пилотами организовал этот небольшой «аэропорт» для тех, кто, подобно нам, мечтал подняться в воздух.

Казалось, я могла стоять там вечно, но во время этого разговора меня вели к одному из самолетов и, ничего не спросив, втащили в двухместную кабину. Так как мы с Бастером оба были небольшого роста, никаких трудностей не возникло, но тут, когда меня уже пристегивали ремнями безопасности, я вышла из транса и решила, что сказать «нет» (как бы тяжело мне это ни было) все же намного предпочтительней чем, как мне казалось, верная смерть в этой неземной штуковине, и я была намерена положить конец их манипуляциям! Я уже открыла рот, чтобы высказаться, но тут раздался такой ужасный грохот, что меня никто не услышал, а когда он стих достаточно, чтобы можно было говорить, я обнаружила, что мы взлетели!

Там и тогда я пообещала Богу, что если Он позволит мне вернуться на твердую землю, я уже никогда ее не покину, даже не буду подниматься на высокие здания и пользоваться лифтом. Я глянула на Бастера. Он был в восторге, как маленький мальчик, забавляющийся с новой игрушкой. Постепенно я пришла к выводу, что, возможно, у нас есть небольшой шанс остаться в живых, только если эти два идиота, от которых сейчас зависела моя судьба, решат, что с нас уже достаточно, и постараются осторожно приземлиться. Как обычно, я рассуждала без Бастера, который в этот момент перегнулся через меня и прокричал пилоту: «Ну, ДАВАЙ!». Тот улыбнулся и кивнул. Я тоже улыбнулась, вообразив, что это сигнал к окончанию чудовищного испытания. Я решила, что приложу все усилия и притворюсь, что получаю удовольствие от оставшейся части полета. Страшным ударом для меня было осознание того, что самолет вращается, и земля под нами крутится, как мне показалось, во все направления. Это шоу повторялось еще по меньшей мере три раза. Я решила, что не буду свидетелем нашей кончины, поэтому закрыла глаза руками, потеряв всякую надежду на спасение. Но потом мне показалось, что мы снижаемся, я открыла глаза и вдруг поняла, что все это было затеяно исключительно для моего удовольствия! Это привело меня в ярость, и я пришла к выводу, что лишь сама смерть даст этим двоим понять, какой ужас я пережила. Теперь мы действительно пошли на посадку, и мне потребовался весь мой актерский талант, чтобы изобразить милую улыбку. Когда самолет, наконец, перестал подпрыгивать и твердо стоял на земле, Бастер сияющими глазами взглянул на меня и спросил: «Правда весело было?» Я ответила: «О, еще как!» Он удрученно откинулся на спинку сиденья и с глубочайшим возмущением произнес: «Эх, ты!»

Я уже очень пожилая дама и давно научилась водить машину и получать удовольствие от полетов на самолете, но я еще ни разу не летала, не думая о Бастере и о том, как скучны все эти полеты по сравнению с тем, когда мы летели вместе.

Примечания

1. В 1919 году Бастер еще вовсю работал с Арбаклом, студию в свое распоряжение он получил только в 1920-м (хотя контракт с Шенком подписал в конце предыдущего года); так что, возможно, Бартин немного путает за давностью лет.
2. По всей видимости, тут Бартин имеет в виду именно период съемок «Тайного знака» (т.е. 1920 год; хотя фильм вышел только в 1921-м, поскольку автор его забраковал). Вторая картина, в которой она снималась — полнометражный фильм «Семь шансов», 1925 г.
3. Танцевальная карта (бальная книжка, карне) — женский аксессуар, миниатюрная книжечка или карточка, в которую дама записывала номера танцев и имена кавалеров. Был популярен до второй половины 20-го века.

Оригинал статьи: http://hollywoodtimemachine.com/bartine/the-buster-keaton-that-i-knew-by-bartine-zane/