В 1938 году, когда мы познакомились, я была танцовщицей на «Metro-Goldwyn-Mayer». В это время Бастер периодически работал в сценарном отделе MGM и делал короткометражки для «Columbia Pictures». Задолго до нашего знакомства я довольно часто видела его в кафе на студии во время обеда.

Ожидание между дублями на MGM все проводили за картами, и однажды я увидела, как несколько человек играют в бридж. Я увлеклась игрой и тоже захотела научиться. Арт Уитни, один из танцоров, вызвался проводить меня туда, где «играют в бридж дни напролет и есть хороший учитель». Уитни был лучшим другом Гарри Китона, в бридж играли в доме Бастера на Квинсберри драйв в Шевиот-Хиллс, а «хорошим учителем» был сам Бастер. Вскоре я стала приходить туда пару раз в неделю. Сначала я просто смотрела и училась. Мать Бастера, Майра, его брат Гарри по прозвищу «Джинглз» и сестра Луиза жили с ним в 1930-х годах, и все они играли в карты. Казалось, что в этом доме играют в бридж постоянно. Через какое-то время время я почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы присоединиться к ним, но все еще делала огромное количество ошибок.

Долгие месяцы между мной и Бастером ничего не происходило [1]. Я не обращала на него особого внимания, за исключением того, что он хорошо готовил. Когда мы играли, у нас был перерыв на ужин — все собирались на кухне и готовили что-нибудь, чтобы мы могли быстрее вернуться к столу для игры — и он был отличным поваром. Я же была для него просто парой рук, которые держат карты. Прошло уже около полугода, когда кто-то однажды накричал на меня за то, что я разыграла не ту карту или неправильно сделала ставку. Я разозлилась и заорала в ответ. Потом Бастер мне сказал, что именно тогда он меня впервые заметил. Наверное, именно в этот момент и началась моя жизнь с Бастером.

До меня у него была подруга, с которой он встречался время от времени на протяжении многих лет, Дороти Себастиан. Она была замечательной актрисой, к тому же очень приятной женщиной, и хорошо играла в бридж, поэтому почти все время проводила у него дома. Бастер называл ее «Сламбастиан», не знаю почему — он любил подбирать людям глупые прозвища (меня он под настроение называл Эльсинор — это такое озеро недалеко от Сан-Диего [2]). Он обратил на меня внимание раньше, чем я на него, но знал, что не сможет просто бросить Дороти, если не придумает, как ее отвлечь — к тому времени она была другом семьи, они встречались по крайней мере лет шесть, а может, и больше.

Тогда мы часто всей компанией ходили на матчи по борьбе, где Бастер подружился с одним молодым и красивым борцом, который и стал решением. Он два или три раза приглашал борца домой, на ужин, убедившись, что Дороти тоже там будет, и все случилось довольно быстро. Борец был юным и наивным, он всегда приходил со своим менеджером. Я думаю, Бастер знал Дороти достаточно хорошо, чтобы понимать — она сама сделает первый шаг; по-моему, именно так и произошло. Наверное, она думала, что сама бросила Бастера. Конечно, я ничего не замечала — мне такое и в голову не могло прийти, я просто играла в бридж. Бастер был изворотливым и скрытным — это единственный известный мне раз, когда он что-то такое проделал. Я очень долго ничего об этом не знала, и он мне никогда не рассказывал.

Наше первое свидание состоялось в клубе Эрла Кэрролла «Вэнитис» на Сансет Бульваре напротив голливудского «Палладиума». Это был первый раз, когда мы остались наедине. Обычно наши свидания проходили так, как нравилось Бастеру — дома, за игрой в бридж. Мы не очень часто куда-то выбирались.

Мы провстречались еще год, прежде чем я попросила Бастера на мне жениться (на самом деле нет — прим. пер.). В Палм-Спрингс на Новый год после полуночи, когда мы танцевали под оркестр, я посмотрела на него и спросила: «Когда мы поженимся?» А он ответил: «Завтра?» «Ну, не так же быстро», — сказала я. Тогда он предложил 31 мая: «Это я легко запомню, потому что в этот день я женился в первый раз!» Я сказала что-то вроде: «Да иди ты!» — и мы договорились на два дня раньше, 29 мая.

До того, как мы начали встречаться, я никогда не видела ни одного его фильма. Я знала, что он был звездой в 1920-е, но не помню, чтобы в детстве они мне попадались. Все мое знакомство с кино в 1920-х сводилось к случайным просмотрам картин вроде «Король королей» (1927) и субботним утренним сеансам, когда показывали в основном короткометражные фильмы. Я смотрела короткометражки Лорела и Харди и Чарли Чейза, но никакого Бастера Китона там не было, так что когда я впервые увидела фильм Китона, он сам мне его показал. Это произошло еще до нашей свадьбы, а фильмом был «Вояка Батлер», единственный, копию которого почему-то оказалось легко достать. Старый друг Бастера Эрни Орсатти запустил его в маленьком кинозале агентства талантов Орсатти, и мы посмотрели его вдвоем [3].

Никто не верил, что этот брак продлится долго. Еще до нашей свадьбы несколько друзей Бастера усадили меня и попытались отговорить. Они сказали, что у него было достаточно неприятностей в жизни и без меня, и что я должна уйти и оставить его в покое. У него уже было два неудачных брака, и третий ему был не нужен. Они в самых ясных выражениях объяснили мне его проблемы с алкоголем, так что я знала, во что ввязываюсь. Я была вежливой девушкой, поэтому внимательно их выслушала, а потом поступила так, как мне хотелось, и 29 мая 1940 года мы поженились.

Свадьба проходила в городской ратуше в центре Лос-Анджелеса. Моя сестра Джейн была моей подружкой невесты, а Лео Моррисон, агент Бастера, — его шафером. Судья Эдди Брэнд, проводивший церемонию, был младшим сыном Гарри Брэнда (бывшего рекламного агента Бастера и руководителя производства в «Колледже» и «Пароходном Билле»), и только что получил должность. Это была его первая свадьба, так что он очень нервничал. Оглядываясь назад, я понимаю, что все это было очень забавно. Эдди так сильно трясло, что слышно было, как шуршат его бумаги. Как только мы приехали и началась церемония, Эдди попытался женить Бастера на моей матери (она была ближе к нему по возрасту, чем я). Когда мы приступили к делу, из подвального помещения неожиданно выскочила целая пожарная команда. Все, кроме Эдди, Бастера и меня, подбежали к окну, чтобы посмотреть, где пожар. Эдди называл меня «Элеонор Моррис», вместо моего настоящего имени «Элеонор Норрис». Еще он все время путался между вариантами: «А вы, Джозеф Фрэнк?» (настоящее имя Бастера) и «А ты, Бастер?» После того, как все это закончилось, я совсем не была уверена, что нас вообще поженили.

В тот же день мы отправились в свадебное путешествие — на рыбалку на Джун-Лейк. В то время Бастер еще делал короткометражки для «Columbia Pictures», так что оно втиснулось в неделю между съемками. Остальные наши гости остались в доме Бастера, где щенок сенбернара съел наш свадебный торт и потом три дня хворал. Неплохое начало для двадцати шести лет совместной жизни!

Я часто думала, что мы с Бастером — одиночки, которые нашли друг друга. На момент брака я этого не осознавала, но думаю, что Бастер был для меня чем-то вроде отца (после того как мы поженились, я даже называла его «Отец»). Мой собственный отец, Ральф Норрис, который работал электриком в «Уорнер Бразерс», погиб в результате несчастного случая на студии, когда мне было десять лет. После его смерти я быстро повзрослела. Наверное, я никогда не была подростком. Я была довольно прямой и непосредственной юной леди, и знала, как позаботиться о себе. Я терпеть не могла лгать, и всегда ненавидела людей, которые лгут. И когда я начала ходить на свидания, ровесники меня не интересовали — это было все равно, что общаться с детьми. А Бастер отличался от всех, кого я знала.

Я не сразу поняла, что за семья мне досталась. Бастер никогда в жизни не жил один. Все детство он провел вместе с семьей в водевиле, и с тех пор, как ему исполнилось 11 или 12 лет, отвечал за покупку железнодорожных билетов и всего прочего для их туров. В каком-то смысле он рано повзрослел, как и я.

Мы с Бастером жили в Шевиот-Хиллз до начала Второй Мировой Войны. В это время все стали беспокоиться о возможном нападении японцев. Бастер не хотел, чтобы его мать жила одна, и когда мы не смогли убедить ее переехать к нам, то продали дом в Шевиот-Хиллз и сами переехали к ней на Виктория-Авеню. Мать Бастера, сестра и брат (и его семья) жили вместе с нами, плюс две кошки, сенбернар и еще одна собака. Бастер их всех поддерживал. Так было, пока в 1955 году его мать не умерла, а потом мы купили ранчо в Вудленд-Хиллз.

Самым замечательным итогом «Истории Бастера Китона» [4] стало то, что она позволила нам купить этот шестикомнатный дом на полутора акрах земли. Мы переехали на «ранчо», как называл его Бастер, в июне 1956 года. Он построил там бассейн и, так как хотел разводить кур, еще и курятник за домом, похожий на школу. В Вудленд-Хиллз, который находится к северу от Голливуда в долине Сан-Фернандо, тогда было немного жителей. Поскольку Бастер был единственным известным домовладельцем в этом районе, его назначили почетным мэром города.

Мы оба обожали наш дом, и когда Бастер не работал, любили проводить там время. Мы приглашали друзей на барбекю и игры в бридж, и очень дорожили спокойным временем наедине. У Бастера был огород и фруктовые деревья, и он часами их поливал. У нас росло девять ореховых деревьев, он любил собирать грецкие орехи и находить четырехлистные клеверы — у него с детства был талант быстро их замечать. Бастер держал дюжину рыжих кур породы Род-Айленд, которых называл своими «девочками» и давал им имена вроде Лиз, Жа-Жа, Мэрилин и Ава. [5]

Бастер каждый день плавал, с удовольствием готовил, играл на укулеле и смотрел телевизор, который его завораживал. Еще Бастер обожал поезда. Его любимым собственным фильмом был «Генерал», и у него был игрушечный поезд, который бегал на дорожкам вокруг нашего стола для пикника и обратно в гараж. Вагоны были достаточно большими, чтобы вместить кока-колу или хот-дог, и Бастер так подавал еду нашим гостям, когда мы устраивали пикники. Он говорил, что «это избавляет от необходимости иметь официантов». И, конечно, он обожал часами играть в бридж.

Бастер всегда проделывал какие-то гэги, где бы мы ни были — дома, в дороге, везде, где ему что-то попадалось, просто для себя. Однажды, после ужина на океанском лайнере «Иль де Франс», во время танцев, я заметила, что Бастер исчез. Я огляделась и наконец увидела его в фойе, стоящего перед огромным окном и вытирающего крошечное пятнышко носовым платком. Я смотрела, как он тщательно протирает стекло, любуется своей работой и убирает платок. Конечно, никакого стекла в окне не было. Бастер всегда выкидывал что-нибудь вроде этого.

Дома происходило то же самое. Если бы к нам домой пришел незнакомец, он мог подумать, что на свободе разгуливает сумасшедший. Бастер обычно сидел на полу, в своем кабинете или в гостиной, прямо посреди комнаты, и делал странные вещи, что-то выдумывая. Так он «писал». Он никогда ничего не записывал на бумаге, просто держал все в уме. Независимо от того, что это был за проект — телевидение, реклама, кино, — именно так он и работал. Он соединял все вместе у себя в голове и, вместо того чтобы вручить кому-нибудь сценарий, просто объяснял, как должна выглядеть сцена или гэг. Наверное, точно так же он работал и в эпоху немого кино. Такие люди, как Бастер, с трудом меняют свои привычки.

Когда люди спрашивали Бастера о его «философии», он замолкал на мгновение, а потом говорил: «Быть смешным». Что же еще? В нем было нечто такое, до чего, наверное, никто не смог бы дотянуться, и, возможно, не стоило и пробовать. Может быть, лучше всего это выразили французы. Они дали ему такие прозвища, как «Зеро» и «Малек». «Малек» означает что-то вроде «дырки от бублика» [6]. Что на это можно сказать?

Бастер любил смешить публику, но редко посещал показы собственных фильмов, чтобы самому увидеть ее реакцию. Однажды в Мюнхене он отказался участвовать в показе «Генерала» и остался в отеле (на самом деле нет — прим. пер.). Это был оглушительный успех. Думаю, он просто не хотел разочаровываться. Он часто говорил: «Когда снимались эти фильмы, мы показывали их примерно полтора года и надеялись, что они принесут деньги. Когда они переставали зарабатывать деньги, это был их конец. К тому времени мы уже делали еще один или два». Он просто не мог поверить в то, что фильмы вернулись после стольких лет и снова добились такого успеха. К тому же он был очень застенчив и до смерти боялся толп. Толпы его парализовали, иногда он впадал в панику и хотел убежать.

Более чем через тридцать лет после его смерти я все еще могу сказать, что Бастер Китон был самым добрым и мягким человеком, которого я когда-либо знала. Все, кто был с ним знаком, любили его, так что, думаю, я просто присоединилась к остальным. Мне кажется, что эти качества проявились в его фильмах, и я верю, что они будут напоминать всем о том, каким он был замечательным.

Источники: полную версию можно прочитать в книге «Buster Keaton Remembered» by Eleonor Keaton & Jeffrey Vance, местами текст дополнен словами Элеонор из интервью с Джоном Тиббетсом и Доном МакГрегором, а также фрагментами интервью Оливеру Скотту из книги «The Little Iron Man»


Примечания

1. Здесь и далее историю знакомства с Бастером Элеонор явно растягивает (видимо, для солидности и приличия ради) — на самом деле это был довольно скоротечный роман. В 1938 году они действительно впервые встретились — как раз в столовой на MGM. А вот учиться играть в бридж в дом Китона на Шевиот-Хиллс Элеонор пришла только летом 1939 года, когда тот снимался в «Голливудской Кавалькаде». Осенью они начали встречаться, к началу 1940 года Элеонор переехала к Бастеру в дом. Как вспоминала подруга семьи, Джанет Хамбл, наблюдавшая их роман в развитии, не только Бастер был «полностью, абсолютно ей очарован», но и Элеонор «была сражена им наповал». Они обручились в первых числах мая 1940 года и получили брачную лицензию 22 числа. Видимо, именно такая поспешность очередной женитьбы Китона на малознакомой девушке в два с лишним раза младше себя заставила его друзей, доктора Джека Шумана и бизнесмена Попса Фрейда, попытаться это предотвратить — и совершенно, как потом оказалось, напрасно.
2. Бастер называл Дороти «Сламбастиан» потому, что она очень плохо переносила алкоголь и отключалась уже после пары рюмок (от «slam bang» - «с грохотом»). Эльсинор, кстати — не только озеро в Сан-Диего, но еще и замок Гамлета, принца датского.
3. Эрни — профессиональный бейсболист, в 20-е работавший на «Студии Бастера Китона» каскадером, реквизитором, но по большей части именно бейсболистом. Спас Китона от удушения в скафандре во время съемок «Навигатора» и катился вместо него на руле в «Шерлоке-Младшем», пока сам Китон падал на кочке с сиденья вместо помощника Джиллета. Насчет того, что единственным фильмом, который легко было достать, оказался «Вояка Батлер», Элеонор, скорее всего, обманули — на «MGM» тогда хранились копии чуть ли не всех его картин; просто Бастер действительно любил этот фильм и решил очаровать юную невесту именно им. Совсем непонятно, почему!
4. Чудовищный байопик, имеющий с реальной историей Китона крайне мало общего. За права на экранизацию его жизни, тренировку исполнителя главной роли Дональда О'Коннора и помощь в постановке некоторых своих гэгов Китон получил $50 000 и смог приобрести «ранчо», о котором мечтал всю сознательную жизнь.
5. Жа-Жа Габор, Мэрилин Монро и Ава Гарднер, разумеется. Каждое утро Бастер поднимал на укрепленном на школе штандарте американский флаг, поясняя, что «цыпочкам, кажется, это нравится».
6. На самом деле Malec — якобы анаграмма от «calme», «спокойный». Тем не менее, многие зарубежные прозвища Бастера действительно так или иначе означали нечто крайне незначительное, пустоту или ноль.