Меню сайта
Навигатор
ПОТТЕРТОН
С КИТОНОМ
• воспоминания режиссера фильма "Железнодорожник" •
• воспоминания режиссера фильма "Железнодорожник" •
ДЖЕРАЛЬД
В июле 1964 года, когда Китон снимался в «Фильме» Сэмюэля Беккета в Нью-Йорке, его в отеле Сент-Мориц навестил молодой британский аниматор, Джеральд Поттертон, с предложением поучаствовать в создании короткометражного рекламного фильма для Канадских национальных железных дорог. Он хотел, чтобы Китон отправился с берега Атлантического океана к Тихому на одной из крошечных моторизованных железнодорожных вагонеток, которыми пользуются путевые бригады. В результате вместо 10-минутной рекламы красот канадской природы получилась полноценная немая комедийная короткометражка «Железнодорожник» на 25 минут, которая принесла Бастеру возможность впервые за долгие годы поработать так, как он хотел, а Поттертону — приз за лучший короткометражный фильм Берлинского кинофестиваля.
Пружиной, которая все запустила, стал «Генерал». Даже сегодня я не видел все его фильмы, но «Генерал» для меня уникален. Из-за него я подумал, что хочу с ним поработать. Самое смешное, что когда я впервые посмотрел «Генерала», я думал, что Китон давно умер.

Когда я был ребенком, я часто смотрел его фильмы на утренних субботних сеансах в кинотеатре «Одеон Клэпхем». Он был для меня чем-то вроде бога юмора. Годы спустя я обдумывал идею короткометражного фильма для Национального совета по кинематографии, и кто-то сказал мне: «Если тебе так нравится Китон, почему бы тебе не нанять его для своего фильма?» А я ответил: «Увы, я уверен, что он мертв». А потом, по счастливой случайности, через несколько дней я пошел в кино, чтобы посмотреть «Этот безумный, безумный, безумный мир» (1963), и он был там на экране, живой и бодрый. Короткий эпизод, в котором Бастер бежит, оказался очень забавным — на дворе стояли шестидесятые, а люди смеялись, как только увидели его на экране.

И я подумал: «Боже мой, оказывается, он еще жив!» Я написал ему и как-то раз побеседовал с ним по телефону. Говорить с ним по телефону было непросто. Он всегда так отвечал на звонки, но об этом я узнал позже. Он брал трубку и говорил: «Вперед». Потом вы говорили, говорили, говорили, а он резко отвечал «Да», «Нет», «До свидания» — и больше ничего.

Потом я встретился с ним в Нью-Йорке. По-моему, он снимался в фильме Беккета. И это было смешно, потому что он понятия не имел, что делал. Он сказал мне: «Они одевают меня в это нищенское тряпье, и я иду или стою у стены. Сначала они говорят мне идти в одну сторону, а потом в другую. Но я понятия не имею, что это за фильм. Там даже гэгов нет».
Потом я встретился с ним в Нью-Йорке. По-моему, он снимался в фильме Беккета. И это было смешно, потому что он понятия не имел, что делал. Он сказал мне: «Они одевают меня в это нищенское тряпье, и я иду или стою у стены. Сначала они говорят мне идти в одну сторону, а потом в другую. Но я понятия не имею, что это за фильм. Там даже гэгов нет».

Китон жил в Сент-Морице, отеле в Центральном парке. Он спросил меня: «Итак, что это за канадская история?» Я сказал: «Ну, в общем, вам надо будет проехать по железной дороге от Атлантического океана до Тихого». Он ответил: «Звучит безумно. Я согласен». Из Центрального парка доносился сильный шум, он встал, подошел к окну, открыл его и крикнул: «Заткнитесь!» на весь Манхэттен, потом закрыл окно, сел и спросил: «Когда мы начнем?» И я подумал: «Отлично! Он как раз то, что надо». Через месяц мы погрузились в канадскую природу и отлично повеселились.
Китон жил в Сент-Морице, отеле в Центральном парке. Он спросил меня: «Итак, что это за канадская история?» Я сказал: «Ну, в общем, вам надо будет проехать по железной дороге от Атлантического океана до Тихого». Он ответил: «Звучит безумно. Я согласен». Из Центрального парка доносился сильный шум, он встал, подошел к окну, открыл его и крикнул: «Заткнитесь!» на весь Манхэттен, потом закрыл окно, сел и спросил: «Когда мы начнем?» И я подумал: «Отлично! Он как раз то, что надо». Через месяц мы погрузились в канадскую природу и отлично повеселились.
Помню, в первый день съемок я думал: «Понятия не имею, как я это переживу…» К счастью, работать с Бастером было просто мечтой. Он был замечательным человеком. Полным изобретательности, юмора и шуток. Юмор Китона больше всего нравился мне тем, что в нем все казалось легким и естественным. Он мог голыми руками остановить локомотив. Если приближался локомотив, который замедлял ход перед тем как встать, он рукой его останавливал. Я имею в виду, это действительно выглядело так, как будто он тормозил 150-тонный локомотив! Все хотели с ним работать, потому что у него была способность изобретать естественные приколы, без уловок.

В одном гэге мы использовали железнодорожный тоннель. Бастер как следует готовился к стрельбе по уткам, но тем временем его вагонетка въезжала в тоннель, и вместо уток он стрелял в его стены. Но Бастер сказал: «Нет, это слишком просто». И стал работать топором, чтобы построить убежище из веток, в котором можно было бы замаскироваться. Все в команде подумали: «Боже мой, вся жизнь пройдет, пока он закончит». Но так он решил гэг, и именно этим заставил его работать. Перед тем, как он собирается въехать в тоннель, его глаза крупным планом следят за направлением выстрела — это идеально, и это он придумал.

Ему не нравились мультяшные шутки. Больше всего он ненавидел снимать на низкой скорости, чтобы потом при показе все казалось ускоренным. Он терпеть не мог такой обман. Он хотел чтобы все происходило в реальном времени и хотел делать все сам. Он считал, что все должно быть настоящим: если ему нужно было готовить омлет или бриться с мылом, значит он собирался действительно это делать. Он не любил "жульничать" с подобными вещами.
Китон на съемках "Железнодорожника"
На момент съемок фильма ему было шестьдесят девять, и он неважно выглядел. Но он разозлился бы, если бы вы ему сказали, что стоять на одной ноге в вагонетке, пересекающей мост посреди канадских прерий, при том, что пол этой вагонетки скользкий из-за сцены, которую снимали раньше, может быть опасно. Я знаю, он сказал бы вам: «Это не опасно, это детская игра!» Нас это пугало, потому что он ехал со скоростью почти 50 км/ч, борясь с дорожной картой и сильным ветром. Но для него тут не было ничего особенного. Он был Бастер Китон, и черт, кто я такой, чтобы указывать ему, что делать. Мост его нисколько не беспокоил. В итоге мы так и сняли гэг, как он хотел.

Он плохо себя чувствовал, пока мы снимали фильм, но он был жестким парнем — если с ним и было что-то не так, он держал это при себе. Время от времени, даже в его шестьдесят девять или семьдесят, в нем был виден двадцатилетний Китон. Его невероятное лицо, его движения — иногда вы забывали, что он давно состарился. Я думаю о том, как он двигался, как быстро оглядывался и хватал мяч, который кто-то ему бросал.
Он плохо себя чувствовал, пока мы снимали фильм, но он был жестким парнем — если с ним и было что-то не так, он держал это при себе. Время от времени, даже в его шестьдесят девять или семьдесят, в нем был виден двадцатилетний Китон. Его невероятное лицо, его движения — иногда вы забывали, что он давно состарился. Я думаю о том, как он двигался, как быстро оглядывался и хватал мяч, который кто-то ему бросал.

Мне кажется, что помимо бейсбола его самой большой любовью были карты. Мы играли в бридж и в покер. Часто по вечерам, когда ему нечего было делать, он играл с одним из наших машинистов, маленьким ирландцем, который тоже был большим специалистом по покеру. Эти двое все время сражались, но с бесстрастным лицом Китона было трудно понять, что у него за карты. Китон приобрел ужасную привычку — он пристально смотрел на Билла Брэдли, ирландца, брал карты, подкидывал их в воздух и очень точно ловил на лету, потом бросал их на стол и говорил: «Ходи». Билл приходил в бешенство, поэтому они сражались, а мы сидели там просто так, чтобы насладиться шоу.
Мне кажется, что помимо бейсбола его самой большой любовью были карты. Мы играли в бридж и в покер. Часто по вечерам, когда ему нечего было делать, он играл с одним из наших машинистов, маленьким ирландцем, который тоже был большим специалистом по покеру. Эти двое все время сражались, но с бесстрастным лицом Китона было трудно понять, что у него за карты. Китон приобрел ужасную привычку — он пристально смотрел на Билла Брэдли, ирландца, брал карты, подкидывал их в воздух и очень точно ловил на лету, потом бросал их на стол и говорил: «Ходи». Билл приходил в бешенство, поэтому они сражались, а мы сидели там просто так, чтобы насладиться шоу.
Документальный фильм о съемках «Железнодорожника», реж. Джон Споттон, 1965
Кто-то на одном из наших совещаний предложил снимать всю его работу. И я сказал: «Да, я уверен, это будет даже лучше, чем фильм, который мы сами снимаем — там точно будет больше сцен с ним». Тогда мы наняли Джона [Споттона], и две команды работали бок о бок. Сначала это доставляло неудобства, но постепенно мы привыкли мирно сосуществовать. Китон не обращал на это особого внимания. Только иногда он замирал и искоса поглядывал в их сторону, но чаще ему было все равно.

За камерой Бастер был деловым, общительным парнем, который смеялся и болтал без умолку. С ним никогда не было скучно. Я бы сказал, что в этот период своей жизни он был счастливым человеком, который ни о чем особенно не жалел. Он, казалось, действительно любил людей и, несмотря на прошедшие очень тяжелые годы, любил жизнь и, конечно, свою жену Элеонор, такую же общительную, как и он сам. И его не тяготило все то, что случилось с ним в прошлом. Но я помню, как ближе к концу мы заговорили о Лореле и Харди, о том, что они оказались в бедности. Когда дело доходило до некоторых тем, я видел, как он мрачнел.

Я любил Китона. Он был во всех отношениях настоящим. Находиться рядом с Бастером было сплошным удовольствием, и мне невероятно повезло, что довелось с ним познакомиться и поработать. Он был всем, чем, как мне кажется, должен быть великий актер, на экране и за его пределами. Чудесно знать, что тот, кого вы считали богом, и в самом деле бог.