Работать с Гарольдом Ллойдом было великолепно. Как и с Биллом Филдсом. Но с Бастером вы были заодно. Вы работали не
на него, а
вместе с ним. Конечно, это тоже клише, вроде «счастливой семьи». Но попробуйте как-нибудь. Я не хочу даже говорить про игры — это звучит как преувеличение. Но ближе к вечеру мы делились на команды и играли в бейсбол, сражались и спорили. А дождливые дни проводили за игрой в бридж в раздевалке. И создавали фильмы.
Застряли на каком-то эпизоде? Бросаем карандаши, хватаем биты. На второй или третьей подаче — с раннером на базе — Бас вдруг подбрасывал перчатку в воздух, кричал: «
Я понял!» — и возвращался к работе. «
Нет ничего лучше бейсбола, — всегда говорил он, —
чтобы выкинуть проблемы из головы».
При этом трудно поверить, что комик может быть таким серьезным. Он всем показал, как недоигрывать. Он мог рассказать целую историю, просто подняв бровь. Он мог рассказать историю, даже не поднимая брови.
Бастер сам был своим лучшим гэгменом. Он обладал рассудительностью, вкусом, никогда не переусердствовал и никогда не обижался. И всегда знал, что ему подходит. Вы редко увидите его имя в титрах в качестве сценариста, но я могу вам сказать — и Жан [
3] сказал бы то же самое, если бы был жив, — что эти замечательные истории на девяносто процентов принадлежали Бастеру. Мне часто было стыдно брать деньги, тем более видеть в титрах свое имя [
4].
Бас бы сказал: «
Брось, мне нужен левый филдер», и рассмеялся бы. Но он никогда не бросал тебя на левом поле [
5]. Со строго творческой точки зрения нам
всем переплачивали. Львиная доля режиссуры всегда принадлежала ему, Эдди Клайн [
6] бы это подтвердил. Китон мог быть лучшим режиссером любого фильма, короткого или длинного, возвышенного или приземленного, грустного или смешного, или того и другого сразу. Если бы Голливуд не cтолкнул его вниз, а потом сказал:
«Посмотрите, как Китон шлепнулся».
Одной из величайших способностей Бастера было умение заранее оценивать материал. Честно говоря, мы все рядом с ним выглядели зелеными новичками. Казалось, он просто сидел в сторонке — где-то в своих мыслях — и смотрел на вещи. Так он находил материал и для других, и для себя. Я чертовски редко видел, чтобы он ошибался. Иногда, после съемки длиннющей сцены, которую никто и не воображал снимать, мы спрашивали:
—
Ну и что нам теперь делать с этим эпизодом? Как, к дьяволу, он сюда подойдет? —
Черт, — говорил Бас, —
вы что, не видите? Сейчас он нам не нужен. Сюжеты были важны до определенной степени, как мелодия для джаз-бэнда. Предварительные обсуждения — это одно, но то, что творилось потом перед камерами — совершенно другое. Там логику заменяла интуиция. Операторы знали одно — никогда не останавливаться, пока Бас не скажет «
Снято!». Могло случиться что угодно. Как только он начинал играть, действие разворачивалось в его сознании, развиваясь по мере продвижения, прорастая из гэга в целую сцену, из второстепенной сцены — в главную.