Рэймонд Рохауэр, ответственный за восстановление наследия и репутации Китона, чудом разыскал Марион, привез ее на показ «Генерала» в Торонто 18 декабря 1972 г. и поговорил с ней о съемках фильма и самом Бастере. Интервью переведено в небольшом сокращении, оригинал можно прочитать здесь.

— Итак, Марион, ваши впечатления от приема, который Вам здесь оказали?

— Поверить не могу, ко мне относились так, будто я Глория Свенсон. Очень рада, что вы отыскали меня и пригласили сюда, но, честно говоря, поначалу я подумала, что вы просто сумасшедший. Но только на секундочку!

— Для Вас это первое публичное появление на кинопоказе?

— Да. Тогда, в 1927 году, ни Бастер, ни продюсеры особенно не заботились о продвижении фильма. Это была всего лишь очередная комедия, и они не слишком беспокоились о премьере, о личном присутствии и всем прочем. К тому времени, когда фильм вышел, у меня уже были другие интересы, фактически, я покинула кинобизнес. Так что сегодня я впервые посмотрела «Генерала», не покупая билета!

— Вы хотите сказать, что раньше вам приходилось покупать билет, чтобы посмотреть фильм, в котором сами снимались?

— Да, и не единожды. Мы с мужем были на премьере «Генерала», но как обычные зрители. Он нам, конечно, понравился, но мы были удивлены тем, как он взлетел. Именно зрители сделали его таким хитом, студия никогда не понимала, что за жемчужина у них в руках, пока деньги не потекли к ним рекой [1]. Потом я иногда ходила в кинотеатры, когда там показывали «Генерала». Я говорила персоналу, что играла вторую главную роль в фильме, но они либо мне не верили, либо мое имя им ничего не говорило. Я надеялась, что мне позволят пройти бесплатно, но мне говорили что-то вроде: «Да что вы говорите?», или: «Что ж, очень мило», — и вежливо указывали на кассу. Видите как забавно — быть знаменитой кинозвездой!

— Не переживайте, Мэрион. В начале 50-х, когда я открыл кинотеатр в Лос-Анджелесе, самому Бастеру Китону пришлось купить билет как рядовому зрителю, потому что никто из персонала кинотеатра не узнал его. А теперь расскажите, как Вы получили роль в самом главном фильме Китона?

— Для роли Аннабель Ли Бастеру была нужна старомодная девушка с длинными локонами, поскольку все должно было выглядеть как во времена Гражданской войны. Перси Уэстмот, гримировавший Норму Толмедж для какой-то картины, услышал об этом от нее (а она, разумеется, узнала от своей сестры Натали, жены Китона). Перси, который был моим гримером в фильме «Девушка с карнавала», сказал, что знает подходящую кандидатуру. Норма попросила его узнать, свободна ли я. Перси позвонил мне, и первое, что он сказал, было: «Надеюсь, у тебя по-прежнему такие длинные волосы, какие были в „Девушке с карнавала"!». Тогда как раз началась мода на стрижку «боб», и буквально за два дня до этого я коротко остригла волосы. Я рассказала об этом Перси, а он ответил: «Не волнуйся, наденем тебе парик или еще что-нибудь придумаем». Так что на собеседование c Бастром Китоном я надела парик.

— А кто там был? Присутствовал ли на интервью сам Китон?

— Да, но говорил он мало. Главным образом со мной разговаривали Лу Энжер, менеджер студии, и Клайд Брукман. А потом они поглядели на Бастера, и Бастер сказал, что, по его мнению, я подхожу. И меня сразу наняли.

— До этого Вы встречались с Китоном?

— Нет, тогда я увидела его в первый раз. Конечно, его знали все, он был знаменитостью, но редко появлялся на богемных вечеринках и в модных местах, предпочитая общество своих друзей.

— Давайте поговорим об истории «Генерала». Сколько времени заняли съемки фильма?

— Шесть месяцев. Мы ездили в Орегон дважды. Сначала весной, примерно в апреле, мы пробыли там около четырех месяцев. Потом мы вернулись в Голливуд, снимать студийные сцены, а затем в октябре мы снова отправились в Коттедж-Грув и продолжили съемки на натуре.

— Как проходили съемки в Орегоне?

— Мы все остановились в отеле Коттедж-Грув и каждое утро на маленьком поезде, который вы можете увидеть в фильме, выезжали на место съемок. Дорога занимала около часа. У Бастера был собственный повар по имени Вилли, он готовил на месте горячую еду, так что мы могли оставаться там целый день.

— Был ли готовый сценарий?

— Они использовали то, что сейчас назвали бы только примерным планом. Это не был настоящий сценарий в современном смысле [2]. То есть, они говорили, что за сцена сейчас будет сниматься, но ждали, что вы и сами что-нибудь придумаете, и если у кого-то возникала идея, ее пробовали и смотрели, что получится. Так было во время съемки сцены возле поезда, которым управляет Бастер. Я там сердита на Бастера за то, что он не записался в добровольцы, и делаю все, чтобы показать, в каком я восторге от медали моего брата. Я полирую пуговицы на его форме, демонстрируя, как я им восхищаюсь, потому что знаю, Бастер за мной наблюдает. Этого не было в сценарии, но все сказали, что выглядит неплохо, и этот эпизод оставили.

— Можете вспомнить еще какие-то моменты, когда Вы импровизировали перед камерой?

— Да, такое происходило постоянно. Например, в сцене, где я должна бросать дрова в топку поезда, но толку от меня никакого. Мне предложили взять полено с дыркой от выпавшего сучка и выбросить его как неподходящее. Но мне показалось, что зрители этого не поймут. Я подобрала маленькую щепочку и бросила ее в огонь. Бастеру это понравилось, и он мне подыграл: взял совсем крохотную щепку и дал ее мне, чтобы посмотреть, настолько ли я тупа, чтобы использовать и ее. Конечно, я так и сделала. Он бросился ко мне, как будто собираясь меня задушить, но в самый последний момент вдруг чмокнул в щеку. Думаю, я получила этот поцелуй главным образом потому, что придумала гэг. И ничего из этого в плане не было.

— Когда Вы почувствовали, что лед сломан?

— Думаю, когда он начал надо мной подшучивать. Если он делал вас объектом своих розыгрышей, это означало, что вы свой человек. Забавно, что вы упомянули сломанный лед, потому что одна из первых шуток, которые он сыграл со мной, состояла в том, что меня схватили и подвесили вниз головой над покрывшейся льдом речкой, когда мы были на пути к месту съемок. Я уже наложила грим (а это занимает около часа), он весь потек, было ужасно неудобно, и когда меня сняли, я подошла к Бастеру и ударила его в глаз. Я поставила ему такой синяк, что съемки пришлось остановить на неделю. Уже после этого я поняла, что он не хотел причинить мне вреда. Шутки ради он был готов на все, но злых намерений в его розыгрышах не было.

— Так он продолжал шутить над Вами даже после того, как получил от Вас в глаз?

— О, конечно. Однажды он обнаружил, что я имею обыкновение ездить на велосипеде в тихое уединенное местечко на реке в трех милях от Коттедж-Грув, чтобы искупаться. В один прекрасный день Бастер вместе с парой приятелей проследили за мной, они нашли мою оставленную на берегу одежду и завязали ее такими крепкими узлами, что я не смогла их развязать. Так что мне пришлось ехать обратно в Коттедж-Грув в купальном костюме, что для 1926 года было весьма шокирующе. В те дни нельзя было кататься на велосипеде в купальном костюме, да еще и мокром в придачу!

— Бастер устраивал какие-нибудь фокусы перед камерой?

— Да. Мне сразу сказали, что для выполнения всех трюков там будет дублерша, которую действительно наняли и которая всегда ждала наготове, так что я была довольна. Но когда Бастер узнал меня поближе, он, видимо, решил, что я хорошая спортсменка, и, поверите вы или нет, но дублершу ни разу не использовали. Мы снимали сцену, где я сижу в мешке, а Бастер должен на меня наступить. Бастер сказал, что мне надо залезть в мешок, а когда начнут снимать эту грубую сцену, меня заменит другая девушка. Но сидя в мешке, я осознала, что Бастер на меня наступает, а камера работает. Но на этот раз я на него не рассердилась — надо сказать, он все сделал, не причинив мне боли. Видимо, это его водевильная школа.

— Это Вы были в той сцене, где надо было залить воду в бак?

— В тот раз Бастер снова сказал мне, что мокнуть вместо меня будет дублерша. Когда мы были на крыше вагона, Бастер схватился за большой кран, но он почему-то повернулся не туда, и мы все промокли. Бастер решил, что будет смешно, и в следующий раз повернул кран в нужном направлении, но при этом дернул за проволоку, с помощью которой подавалась вода, и я намокла снова. Каждый раз это было для меня неожиданностью, так что изумление, которое вы видите на моем лице в этой сцене, было вполне искренним [3]. Его операторы были приучены не выключать камеру, даже если случалось что-то неожиданное.

— Вы помните сцену, где Вы забираетесь в вагон через маленькое окошко? Это действительно было так сложно, как выглядело со стороны?

— Карабкаться во всех этих длинных юбках было неудобно, да и небезопасно, потому что вагон двигался. Уверена, что сегодня не стали бы такое проделывать со звездами, наняли бы каскадеров, или создали бы иллюзию движения поезда. Но в те дни мы долго не раздумывали, мы все делали сами.

— Когда Бастер поднимал мешок, где находилась Аннабель Ли, там действительно были Вы?

— Опять же, предполагалось, что меня заменит дублерша, которая весила на десять фунтов меньше, чем я. Поэтому я не думала, что Бастер так уж горел желанием таскать меня в мешке. Но он всегда находил способ оставить меня в кадре. Сидя в мешке, я вдруг поняла, что он меня поднимает — он оказался сильнее, чем я думала. Так что это именно моя рука, высовываясь из мешка, расцепляла вагоны.

Во время съемок этой сцены был один случайный момент, который решили оставить. Бастер вытряхивает из мешка армейские сапоги, и его собственный ботинок попадает в общую кучу. Это заранее не планировали, но получилось забавно, и этот эпизод решили оставить в фильме.

— Какие сцены снимались на студии в Голливуде?

— Очень немногие. Одна из самых трудных сцен — та, в которой ночью мы с Бастером убегаем из штаба северян. Мы застряли с ней на три недели, и поскольку Бастер даже на студии хотел добиться максимального реализма, мы снимали ее на заднем дворе по ночам, с дождевыми и ветряными машинами. Три недели мы мокли до нитки с семи вечера до часу ночи — удивительно, что не подхватили пневмонию. Но, как я уже говорила, мы долго не раздумывали. Это нужно было сделать, и мы делали.

— А еще какие еще сцены вы снимали в Голливуде?

— Сцены в помещениях, но, как вы знаете, их было всего несколько. Некоторые из предполагаемых внутренних сцен, как та, с Бастером в вербовочном пункте, на самом деле снимались в Коттедж-Гроув на открытом воздухе, с фальшивыми стенами, но без потолка. Кроме того, сцена в начале, когда Бастер приходит навестить меня, а я хочу над ним подшутить и иду за ним к себе домой, тоже снималась на месте.

— Сколько раз обычно прогоняли одну сцену?

— Большинство Бастер одобрял с первого или второго дубля. Но сцены с гэгами выверяли по темпу до совершенства, и на них иногда уходило по пять-шесть попыток. И еще они сняли довольно много законченных сцен, которые вообще не попали в готовую картину, потому что Бастер был перфекционистом и использовал только самое лучшее. Поэтому фильм так плотно смонтирован — он убрал все сцены, которые могли показаться затянутыми.

— Надеюсь, Вы расскажете нам, почему после «Генерала» Вы больше не снимались в кино? Ведь после картины, имевшей такой успех, у Вас было право самой выбирать фильмы и режиссеров.

— В глубине души я всегда была очень старомодной. И когда мой муж сказал мне, что он не любит, когда я надолго уезжаю на съемки, я поняла, что если я останусь в кинобизнесе, у нас будут постоянные трения. Кроме того, ему была нужна моя помощь в написании сценариев к короткометражным фильмам, которые он делал для «Парамаунта». Моя семья для меня — это самое главное, и я отвечала отказом на все предложения, пока они не перестали поступать. Лу и я оставались вместе даже тогда, когда все остальные пары в Голливуде давно развелись. Когда Лу умер, нам оставалось всего два года до золотой свадьбы.

— Вы общались с Китоном после окончания съемок?

— Да, мы оставались друзьями и виделись время от времени. Я помню, как однажды, сразу после того, как мы закончили снимать «Генерала», нас пригласили на новогоднюю вечеринку в Калиенте, в ночной клуб, принадлежавший Джо Шенку. Там был Бастер, и он проделал одно из своих знаменитых скольжений. Как я уже сказала, он был готов на все ради смеха, и сделал один трюк, который выучил на сцене, проскользив на животе прямо через весь танцзал. А сделал он это потому, что увидел сидевшую напротив Пегги Джойс, одну из гламурных девиц, на которой драгоценностей было больше, чем в целом мире. Он под нее подкатился и сделал вид, что это все случайность, что он не нарочно опрокинул ее стул и рассыпал ее по всему полу. Я думаю, он просто хотел немного сбить c нее спесь.

— О проблемах Китона с алкоголем было немало разговоров. Вы когда-нибудь замечали, что он много пьет?

— Нет, это началось позже. Он никогда не пил во время работы, во всяком случае, не так, чтобы это как-то на нем отражалось. Уверена, я бы заметила. Тогда он был в наилучшей форме. Все началось позже, когда его брак распался, когда ему не давали снимать фильмы так, как он хотел. Думаю, поэтому он и начал пить. Я ему очень сочувствовала. Но к тому времени мы почти не пересекались и виделись очень редко. Я предпочитаю помнить его в лучшие годы, когда мы подшучивали друг над другом в Коттедж-Грув. Это был настоящий Бастер. Чертовски смешной на экране и настоящий друг за ним. Таких, как он, теперь нет.

— Их и тогда не было. Он был уникален.

— Это точно. Он был лучше всех.

P.S. Большое спасибо Анне Ганжа за перевод.