Теперь этот фильм считается одним из самых, если не самым удачным среди его «говорящих» фильмов, но создавался он в кризисный период жизни Китона, в спешке, в условиях недостатка финансирования и с незнакомой ему командой. К тому же его голос там был дублирован, чего сам Китон категорически не одобрял, а в финальных кадрах фильма он, нарушив свой главный принцип, даже улыбнулся во всю свою голливудскую улыбку, которую киноэкраны до этого видели в последний раз в 1920 году.

Ни одно из этих печальных обстоятельств не добавляло фильму привлекательности в глазах самого Бастера. Он всегда считал «Короля» неудачей, не видел в нём «ничего хорошего» и годы спустя решительно не советовал Рэймонду Рохауэру, своему преданному поклоннику и бизнес-партнёру, тратить время и деньги на поиски копии картины. Однако на фоне звуковых фильмов Китона, снятых на MGM, «Король» выгодно выделяется: он не лишён изящества и парижской атмосферы (Триумфальная арка, узкие улочки и старинные дома делают свое дело), может похвастаться рядом красивых кадров и удачных гэгов, а персонаж Китона здесь вновь наделен трогательностью и одновременно находчивостью его прежних героев из авторских картин.

Наблюдение за тем, насколько разным Китон может быть на экране, и как Джим Шрам своей мимикой и пластикой отличается от робкого актёра-неудачника Бастера Гарнье, даже когда они одеты в одинаковую тюремную форму, – главный аттракцион фильма, заставляющий сожалеть о том, что Китону не довелось сделать что-то подобное в «золотые» годы, и что Голливуд так и не разглядел в нём злодейский потенциал.
Чтобы понять, как Китона занесло во Францию, придётся оглянуться на пару печальных лет. Лишившись места на MGM в феврале 1933 года, Бастер погрузился в глубокий запой, увенчавшийся спонтанной поездкой в Мексику. Во время этой поездки Мэй Скривен, медсестра, нанятая после развода с Натали Толмадж для контроля его пьянства, но вместо того завязавшая с именитым пациентом роман, внезапно объявила прессе, что они уже несколько месяцев женаты, а Бастер, всё ещё изрядно нетрезвый, ей подыграл, что спровоцировало скандальные заголовки в прессе [1]. Летом 1933 года Китон попытался начать всё сначала, основав во Флориде вместе с друзьями – сценаристом Лью Липтоном и режиссёром Маршалом Нейланом – независимую производственную компанию Flamingo Film. Увы, этот план провалился из-за нехватки средств и сложностей со съёмками во Флориде, а полнометражная комедия «Рыбак» о попытках заезжего эксцентричного миллионера завоевать сердце южной красавицы так и не была завершена [2]. Очередной провал привёл Китона к новому витку отчаянного пьянства, неудачной (именно по этой причине) попытке гастрольного тура с живыми выступлениями и теперь уже настоящей женитьбе на Мэй в Вентуре, Калифорния. В довершение всего, под занавес 1933 года он подписал контракт на шесть короткометражных фильмов с малоизвестным независимым продюсером Джесси Уэйлом.

В январе 1934 года Китон подал на Уэйла в суд, требуя освободить его от заведомо обманного соглашения, запрещавшего ему к тому же работать где-либо ещё на всё время его действия. Однако Уэйл, опытный в подобных делах, подал встречный иск, обвиняя Китона в неправомерном расторжении контракта без объективных причин, и выиграл дело, обязав Бастера выплатить неустойку в размере астрономических 108 444 долларов.
В том же январе Китон, почти год остававшийся без стабильного заработка, наконец-то подписал настоящий контракт на съемки в шести короткометражных фильмах с компанией Educational Films, но ситуацию это не спасало. Помимо стотысячного долга Уэйлу, на Бастере висели обязательства почти на такую же сумму по долям в недвижимости в Сан-Диего, некогда купленной в кредит совместно с Шенками, Майером и другими голливудскими магнатами, но обесценившейся во время Великой депрессии; неуплаченные налоги за 1932–1933 годы; алименты Натали Толмадж и другие долги, общая сумма которых превышала 300 000 долларов при общей оценке имущества Бастера примерно в 12 000 [3].

Однако, главным его условием было прописанное в контракте обязательство Китона улыбнуться или рассмеяться в фильме хотя бы один раз. Именно вокруг этого уникального события Блохерт собирался построить рекламную кампанию фильма и с его помощью найти финансирование. Китону с его долгами на этот раз ничего не оставалось, как поступиться своим фирменным образом, сохранявшим неизменную серьёзность на протяжении пятнадцати лет, и контракт вскоре был подписан. Вернувшись в Париж, Блохерт обвешал арендованный на Елисейских полях офис Les Films Margot броскими плакатами, обещавшими «суперпродукцию с грандиозными декорациями», в которых жирным шрифтом было обозначено, что зрители «впервые увидят Бастера Китона смеющимся на экране». Такие же красочные анонсы он разместил в журнале «Французская кинематография». Бастер же, закончив текущие съёмки в короткометражках Educational, в начале июня засобирался в Европу.

Переговорами по контракту занимался агент Китона, Лео Моррисон, который почему-то не договорился с Блохертом ни об авансе, ни о том, как его новоиспечённая звезда будет добираться до места съёмок. Поэтому Бастеру пришлось продать сохранившиеся облигации времён Первой мировой войны на $350, чтобы на эти деньги купить себе и Мэй билеты на перевозивший апельсины грузовой корабль California Express, который направлялся из Лос-Анджелеса в Лондон, где Китоны планировали сесть на самолёт в Париж. Грузовое судно, в отличие от роскошных лайнеров, достигавших туманных берегов Англии за пять дней, шло через Панаму и, покинув Лос-Анджелес 14 июня, добралось до Лондона только 7 июля. Поездка откровенно не задалась: через три дня после отплытия Китон, по его словам, отравился несвежими ракообразными и провёл почти весь путь, не вставая с постели. Кроме того, он умудрился повредить руку о стол, опрокинувшийся во время шторма. Мэй, однако, радовалась возможности путешествовать и даже общалась с прессой вместо мужа, называя их поездку «растянутым медовым месяцем».

13 июля, накануне празднования Дня взятия Бастилии, Бастер и Мэй прилетели из Лондона в Ле Бурже. Они опоздали на свой рейс и сели на следующий, поэтому в аэропорту их почти никто не встречал, кроме самого Блохерта и его партнёра, известного французского импресарио Николя Беара с супругами, а также пары фотографов. Блохерт обещал журналистам в тот же день устроить пресс-конференцию, на которой они смогли бы задать знаменитому гостю все свои вопросы, однако ничего подобного не произошло. Бастер, под охраной менеджера Хэнка Хартмана, представлявшего во Франции Лео Моррисона (который собирался последовать за Китоном в Париж, но передумал), успешно избежал любых попыток взять у него интервью, сославшись на усталость, и укрылся в отеле, даже местонахождение которого держалось в строгой тайне.

К 1934 году слава Китона во Франции всё ещё не померкла, и газетчики пытались разнюхать малейшие детали о жизни посетившей их голливудской звезды. Издание L’Intransigeant, воспользовавшись связями в отеле, поведало читателям, что на завтрак Бастер предпочитает яичницу-болтунью, хлеб c маслом, грейпфрут, кофе и горшочек мёда (к концу июля ему явно стало лучше, и к нему вернулся прославленный аппетит, давший французской прессе повод шутить, что два его главных недостатка – «вежливость и чревоугодие»), что каждое утро он уделяет полчаса физическим упражнениям (а горничная якобы даже видела, как он ходит по номеру на руках), после чего много времени посвящает водным процедурам, успевая устроить в ванной номера «ужасный беспорядок». Кроме того, газета рассказала, что обедать Китон предпочитает в расположенном неподалёку ресторанчике, иногда прогуливается инкогнито по Елисейским полям, удивляя всё-таки узнавших его прохожих заразительным смехом (он даже поучаствовал в народных гуляниях 14 июля, постреляв в тире и попробовав другие аттракционы), и сопровождает жену в походах по магазинам. Также газета сообщала, что немалую часть дня Китон тренирует французский с помощью фонографа и придумывает гэги для грядущего фильма.

Действительно, хотя сценаристом «Короля» выступил немец Арнольд Липп, заявленный Блохертом с самого начала и, возможно, приехавший в Париж вместе с ним, а диалоги должен был написать французский драматург, сценарист и кинорежиссёр Ив Миранд, именно Китон был заявлен единственным гэгменом картины. Кроме того, хотя Бастер и не знал французского языка [6], он обладал хорошей фонетической памятью, привык делать фильмы на разных языках на MGM и был убеждённым противником дубляжа, настаивая на том, что его голос принадлежит ему не меньше, чем его лицо [7]. Поэтому изначально планировалось, что он сам озвучит своих героев, которым, в полном соответствии с его представлениями о звуковой комедии, предназначались немногословные реплики только в самых необходимых местах.
Однако к концу июля стало понятно, что ситуация с «Королём» начинает напоминать истории с Flamingo Films и Джесси Уэйлом: выяснилось, что у Джона Блохерта и его Les Films Margot нет средств на съёмки. Некий иностранный инвестор Блохерта, который якобы планировал финансировать создание фильма, столкнулся с проблемами перевода денег во Францию и отказался от этой идеи. Блохерт успел предложить права на прокат фильма с улыбкой Бастера Китона целому ряду стран, включая Испанию, Италию, Голландию, Скандинавию, Венгрию, Египет, Сирию, Палестину, Чехословакию и Польшу, но зарубежный дистрибьютор, компания Transat-Film, благоразумно не согласилась оплачивать съёмки за счёт средств от предпродаж, чтобы не оказаться в долгах, если картина так и не увидит свет. В результате Блохерт исчез, а производство фильма остановилось [8]. К запланированной дате старта съёмок была арендована студия в Жуанвиле, принадлежавшая студии Paramaunt, французскому дистрибьютеру фильма, но все обязательства по контрактам с уже нанятыми актёрами и съёмочной группой были приостановлены, музыка и тексты песен не были готовы, а Ив Миранд даже не приступал к написанию диалогов.

Ситуацию спасла немецкая компания Nero-Film, которая в первых числах августа взяла производство фильма на себя (возможно, благодаря усилиям Николя Беара, который работал с ними раньше). Правда, теперь всю подготовку пришлось вести в отчаянной спешке: актёрский состав доукомплектовали за несколько дней, композитору Андре де Баде пришлось сочинять гимн гангстеров за несколько часов в ночь перед съёмками, а сценарий дорабатывали прямо на площадке. Отдельная сложность заключалась в том, что создатели фильма и актёры буквально говорили на разных языках: режиссёр Макс Носсек, давний приятель сценариста Липпа [9], также утверждённый на свой пост сразу после того, как Блохерту удалось уговорить Китона сниматься, знал только немецкий; их главная звезда – только английский; а оставшаяся часть команды и труппы – только французский. Поэтому всем приходилось общаться с помощью переводчиков – ассистента режиссёра Рене Монтиса и менеджера Китона Хэнка Хартмана, что никак не упрощало и не ускоряло работу.
Носсек – энергичный человек ростом на полголовы ниже Китона – режиссировал, по выражению прессы, «потея и извиваясь, как если бы руководил командой спасателей на разрушенной железнодорожной линии», и создавал на площадке чрезвычайно нервную обстановку, по много раз переснимая дубль за дублем. Произношение Китона, не всегда верное, но часто устраивавшее его французских коллег, постоянно казалось Носсеку неправильным, и он требовал произносить реплики снова и снова, переделывать наспех придуманные Мирандом диалоги так, чтобы Китону было проще их воспроизвести, и всё равно оставался недоволен. Работа над фильмом началась 6 августа и, по воспоминаниям монтажёра Жана Деланноя, заняла всего 12 съёмочных дней. Ближе к концу съёмок было решено, что голос Бастера всё-таки будет дублирован.

Когда у него было хорошее настроение, он подшучивал над членами команды и устраивал небольшие представления для зевак, например по очереди превращая трость в своих руках в клюшку для гольфа, которой он ударял по невидимому мячу, тамбуршток ведущего парад барабанщика или акробатический снаряд. Журналистов Китон всё ещё пытался избегать, но когда его всё-таки вылавливали на съёмочной площадке, общался с ними спокойно и доброжелательно: говорил, что любит Францию, что не видел ни одной свежей французской комедии, поэтому не может их оценивать, что на студии очень дружелюбная атмосфера и очаровательные партнёры (особенно ему понравилась Мадлен Гитти, сыгравшая его маму, – Бастер сообщил, что она «очень забавная» и даже заставила его рассмеяться целых два с половиной раза). С другой стороны, он не скрывал, что французской киноиндустрии пока «не хватает порядка и метода» и что для создания во Франции по-настоящему крупных фильмов местным студиям необходимо ещё расширяться и совершенствоваться.

Главной тревогой окружающих оставалось его пьянство. Монтажёр Деланной вспоминал, что для страховки даже барам в окрестностях студии в Жуанвиле, рядом с которой Китон арендовал виллу на время съёмок, было строго-настрого запрещено его обслуживать. Однако Бастер находил способы достать выпивку, например заказывая себе виски прямо в номер «Клариджа» до начала съёмок. Впрочем, если Китон и пил, на этот раз никто не замечал, чтобы это влияло на его работу и профессионализм. Он терпеливо повторял сцены столько раз, сколько Носсеку казалось нужным, даже если рабочий процесс затягивался далеко за полночь («я привык»), и впечатлял случайных наблюдателей своим преображением в момент, когда включались камеры. Журналисты писали, что, хотя, глядя на Китона вне съёмочной площадки, «трудно поверить, что это один из величайших комиков кино», он не только комик, «но прежде всего художник – достаточно увидеть его за работой, чтобы убедиться в этом» [11], или что «даже банальная сцена с его участием невольно пробуждает интерес, поскольку её создатель вкладывает в неё страсть к своему делу, достоверность и тонкую наблюдательность, которые в разгар действия позволяют ему найти неожиданный, забавный и впечатляющий гэг, внезапно углубляющий её смысл» [12].

Французская пресса, ещё до начала съёмок описывая работу Китона над гэгами для будущей картины, сообщала, что он якобы привёз с собой в Париж картотечный шкаф из армированной стали, полностью водонепроницаемый и огнеупорный, в котором, записанные на карточки, систематизированно хранились все использованные им в фильмах гэги, начиная с 1917 года. Гэги в картотеке якобы были отсортированы по задействованному реквизиту и по ситуациям, в которых их можно было использовать, и что с её помощью Бастер изобретает новые гэги, комбинируя между собой старые. Действительно, некоторые сцены в «Короле» в изменённом виде цитируют его прошлые работы – например, серия мрачных шуток о попытках самоубийства главного героя напоминает о «Невезении» (1921), а испорченное представление уже встречалось в «Грёзах» (1922), «Браке назло» (1929) и звуковом «Проще говоря» (1932). Однако сам Китон с негодованием отвергал такие предположения, заявив одному интервьюеру, что не представляет, кому могло прийти в голову, будто он придумывает гэги, сидя у себя в кабинете, поскольку комический эффект не сработает, если не создан под конкретную ситуацию, и что все идеи он отыскивает на съёмочной площадке. Впрочем, другой журналистке, спросившей, где он находит юмор, Китон, «довольно задумчиво затянувшись сигаретой», ответил ёмкой фразой, возможно, ключевой для понимания его творчества и мировоззрения:

«В жизни» [13].

К 24 августа съёмки «Короля» были полностью завершены. Несмотря на обещания «суперпродукции с грандиозными декорациями», после всех потрясений и задержек фильм был снят не только второпях, но и дёшево – настолько, что для сцен ночной погони бандитов за Бастером Nero-Film использовали лишние кадры из прошлогодней картины Фрица Ланга «Завещание доктора Мабузе» (1933), выпущенной той же компанией. Голос Бастера в итоге действительно был дублирован, но, очевидно, тоже поспешно: мало того, что один и тот же дублёр озвучивает нескольких персонажей (например, продавец овощей говорит тем же голосом, что и Бастер), а его высокий тембр максимально далёк от китонского хрипловатого бас-баритона; переозвучка выполнена настолько небрежно, что в нескольких местах дубляж пропущен, и Бастер произносит свои реплики сам. Кроме того, его дублёр, видимо, тоже не был французом, разговаривая с очень странным для французского уха акцентом, а рецензии при выходе фильма отмечали, что «когда Бастер говорит, это звучит неестественно» и «его голос и дубляж не совпадают» [14]. Было понятно, что вопреки надеждам, которые возлагали на «Короля» даже в Штатах, фильм вряд ли способен вернуть Китону былую популярность. К тому же Бастер потом вспоминал, что вместо обещанных $30,000 долларов получил только половину [15], поэтому неудивительно, что опыт работы во Франции его разочаровал.

В конце июля к нему в Париж прилетал британский кинопродюсер Фрэнк Цейтлин, чтобы договориться о работе в Лондоне, а в середине августа Бастер подписал контракт на будущие живые выступления с немым скетчем в венском варьете-театре «Ронахер». Австрийским планам не суждено было сбыться, но 3 сентября Бастер вылетел из Парижа в Кройдон, планируя приступить к работе над своим первым полнометражным британским фильмом, пока безымянным. Правда, подготовка к съёмкам заняла больше времени, чем Китон ожидал, поэтому они с Мэй и деньгами, полученными за «Короля», успели попутешествовать по Европе, посетив Монако, Венецию и Виллу д’Эсте в Италии и даже швейцарский Базель. 22 сентября Китон вернулся в Лондон, чтобы 1 октября начать работу над «Захватчиком» – ремейком так и не законченного «Рыбака» для компании начинающего продюсера Сэма Шпигеля. А вот что из этого вышло – уже совсем другая история, и мы расскажем её как-нибудь в другой раз.

Текст подготовлен на основании французских изданий L'Intransigeant, Comœdia, Le Jour, Excelsior, Aux écoutes, Paris-soir, Marianne, La République, La Liberté, Сine-magazine и других, обширно освещавших работу Китона летом 1934 года, а также ряда голландских, английских и американских изданий и архивных документов.