70 лет (и два месяца) назад, 5 сентября 1949 года, в журнале Life вышла эпохальная статья поэта, писателя, сценариста и журналиста Джеймса Эйджи "Величайшая Эра Комедии", давшая старт критическому осмыслению фильмов Китона и постепенному возрождению его славы. Эйджи не только первым из критиков за долгие годы вообще о нем вспомнил, он первым посмотрел на него всерьез и заложил основы для всей последующей критики.
"Из всех комиков немого кинематографа он был по своему стилю и характеру настолько "безмолвным", что даже улыбка на его лице оглушала бы, как крик. В некотором смысле его картины подобны трансцендентному жонглированию, в котором вся Вселенная, кажется, находится в изысканном движении полёта, а единственная точка покоя - это непринуждённое, незаинтересованное лицо жонглёра.
Лицо Китона как американский архетип почти не уступало лицу Линкольна; оно было захватывающим, привлекательным, почти прекрасным - и в то же время невероятно забавным; он усугубил положение, увенчав его убийственно горизонтальной шляпой, плоской и тонкой, как грамофонная пластинка.
Ни один другой комик не смог бы извлечь так много из бесстрастности. Его великолепное, печальное, неподвижное лицо наводило на мысли о различных вещах: целеустремленности разума, граничащей с чистым безумием; упрямой невозмутимости в самых немыслимых обстоятельствах; безжизненности, какой может достичь человек, все еще оставаясь живым; терпении и выносливости, внушающих благоговейный трепет и свойственных граниту, но сверхъестественных для существа из плоти и крови.
Китон был удивительно изобретательным сочинителем механических гэгов; сталкиваясь с локомотивами, пароходами, сборными и электрифицированными домами, он подвергал себя самым сложным и хитроумным расправам, когда-либо придуманным ради смеха. В фильме "Шерлок-младший", катясь на руле мотоцикла и совершенно не подозревая, что потерял водителя, Китон проносится сквозь городское движение, срывает соревнования по перетягиванию каната, получает по лопате земли в лицо от каждого из длинной вереницы землекопов, на огромной скорости приближается к бревну, которое взрывается ровно в тот момент, когда его нужно пропустить, и, наконец, вылетев с руля, как стрела из лука, влетает в окно лачуги, в которой героиня вот-вот подвергнется насилию, и сбивает тяжелого противника с ног, вышибая его через противоположную стену. Вся эта последовательность - движение такое же чистое, как полёт пули.
Однако большая часть очарования и остроты комедий Китона заключалась в тонкости выражения эмоций, которые он проявлял, несмотря на свою кажущуюся бесстрастность. Целью Китона был исключительно смех, но его работы были настолько необычными и оригинальными, что он достиг куда большего, особенно в полнометражных комедиях. Он стал единственным из основных комиков, кто почти полностью исключил сентиментальность из своей работы и довёл чистую физическую комедию до её высшей точки. Под внешним отсутствием эмоций он был неуловимо насмешливым; ещё глубже, для способных это ощутить, звучал в его комедиях, придавая дурачеству тревожащее напряжение и величие, ледяной шёпот не трогательности, но меланхолии. Вместе с юмором, мастерством и движением часто была в них, кроме того, изящная, спокойная и иногда нереальная красота".
Полную версию статьи, рассказывающей также о комедиях Мак-Сеннета, Чаплина, Ллойда и Лэнгдона, можно (на английском) прочитать здесь.